Альфред Коппард - Песнь в мире тишины [Авторский сборник]

Место было самое подходящее, лучше трудно было бы выбрать даже и в центре города. Перед домом был дворик, куда вели железные ворота; в конце вымощенной кирпичом дорожки, которая пролегала над угольным погребом, пять-шесть крутых каменных ступеней вели к узкой входной двери с медным почтовым ящиком, таким же дверным молотком и стеклянной фрамугой, на которой был начертан номер двадцать девять. Окна также были какие-то вытянутые, и все здание имело такой вид, словно его сдавили и выжали. Церковные часы пробили восемь. Джонни начал мучиться сомнениями — что ему делать дальше и что произойдет, если Стрингер и впрямь возьмет да и выйдет из этих ворот… Совершит ли Джонни задуманное… сможет ли он… захочет ли… И вдруг дверь, к которой вели ступени, широко распахнулась, и в освещенном проеме юный Флинн увидал силуэт своей собственной матери.

В одиночестве спустилась она со ступеней, и он последовал за ней маленькими торопливыми шажками, оставаясь незамеченным до тех пор, пока она не вышла в хорошо освещенную часть города; здесь он присоединился к ней. Она объяснила ему с видом пренебрежительного превосходства, что все очень просто: она побывала с визитом у мистера Стрингера — только и всего; ожидание ответа от этого лгуна и обманщика вывело ее из терпения. Уж не думает ли он, что она станет пресмыкаться во прахе у его ног и вымаливать монетку в четыре пенса, когда ей ровно ничего не стоит упрятать его за решетку, раз уж все равно все открылось… Конечно, она так и сделает, вот только забота о судьбе ее деток, бедных сирот, которые растут без отца… Но нет, будь он хоть сто раз боксер в среднем весе, а по его не выйдет! И вот она ушла с работы пораньше, и отправилась прямо к нему, и поймала его в этих меблирашках, и приперла его к стенке. Он все отрицал, этот наглец, и это так оскорбило ее, что она схватила настольные часы и швырнула их прямо в его мерзкую рожу. Да, его собственные часы!

— Он напугался ужасно и помчался вверх по лестнице — а из-за чего напугался-то, из-за какого-то будильника! А тут и хозяйка его появилась. Ну, я ей все как есть выложила, да, все как есть, и эта история так ее взбесила, что она сказала мне имя и адрес этой его суженой — уж и церковное оглашение было! Ну, и, значит, хозяйка велела ему спуститься ко мне; а морда у него была белая-пребелая, Джонни, словно только что выпавший снег. Он пообещал признать, что ребенок его. Хозяйка ему и говорит: «Так что же вы собираетесь делать, мистер Стрингер? — говорит она ему. — Не могу поверить, а ведь я знаю вас вот уже десять лет… Вы, говорит, должно быть, совершенно забылись». О, это женщина с настоящим понятием! — заявила миссис Флинн в заключение. — Его поверенные напишут нам и все приведут в порядок. Их звать Дакл и Хул.

И снова великое облегчение забило ключом в груди мальчика, как будто, затянутый в ужасный водоворот, он оказался чудесным образом вынесенным на поверхность.

Последующие дни были блаженно-спокойными, хотя Джонни частенько охватывал благоговейный ужас при мысли о том, что он чуть было не совершил. Этот болван Доналд однажды вечером потребовал, чтобы Джонни сопровождал его в библиотеку, и пришлось потратить час-другой на то, чтобы растолковать бедняге поставившие его в тупик страницы «Расселаса».

Стряпчие Дакл и Хул вызвали в душе миссис Флинн смятение и ненависть. Они свели к минимуму ее безрассудные притязания, они выказывали такое неуважение к ее семейству и одновременно проявляли такой джентльменский такт и великодушную снисходительность к деяниям своего клиента, мистера Стрингера, что она воистину стала немой и безгласной. Когда ей сообщили, что данный джентльмен не желает входить в какие бы то ни было сношения с кем бы то ни было из семейства Флиннов, равно как и с будущим отпрыском этого семейства, она буквально потеряла дар речи. Короче говоря, мистеры Дакл и Хул предложили на ее рассмотрение проект соглашения, выражавшего интересы их клиента, в обеспечение коих был внесен пункт, гласящий, что, буде названные выше Флинны нарушат предлагаемое соглашение, начав судебное преследование названного выше Стрингера, они должны будут вследствие того, ipso facto [11] Тем самым (лат.). , волей-неволей или как бы то ни было уплатить названному выше Стрингеру сто фунтов стерлингов (£ 100), не в порядке штрафа, но в качестве компенсации за причиненное бесчестие. После этого миссис Флинн вновь обрела дар речи и даже позволила себе чуточку легкой иронии, дабы спасти положение.