Беппе Фенольо - Страстная суббота

— А что? — спросил он настороженно.

— Приходила к нам эта девушка, Ванда.

— А!.. Зачем?

— Во что, бы то ни стало хотела тебя видеть, спрашивала, где тебя найти, а я теперь редко знаю, куда ты ходишь. Она так нервничала, что ни минуты не могла стоять на месте. Сказала, что пойдет домой, пообедает, а потом опять будет тебя искать. Что вы с ней наделали, с этой Вандой? Какую-нибудь глупость?

— Никогда мы ничего плохого не делали, — ответил он, но тут же вздрогнул, словно от пощечины.

Его ожгло воспоминание об одной ноябрьской ночи, когда он шел по направлению к окружной дороге, где его ждал. грузовик Бьянко, чтобы отвезти на текстильную фабрику в М., а Ванда вышла ему навстречу из-за угла и повела за руку через линию железной дороги, туда, где начинались поля.

— Ты что, — сказал он, — видишь, кругом снег.

— Ничего, ты подстелить свою куртку, — отвечала она, — и не заставляй себя тащить, Этторе, давай скорее, я удрала из дому, и у меня считанные минуты.

Он полез было за бумажником, но тут же опустил руку, вспомнив, что там не было того, что нужно.

— У меня нет… Я не знал… — пробормотал он.

— Ничего, только будь осторожен.

— Я не могу быть осторожен… как ты говоришь.

Но она продолжала тащить его, заставив пройти несколько шагов до края поля, покрытого снежной пеленой.

Со временем это выветрилось у него из головы, а теперь все, что было в ту ночь, ударило его, словно пощечина.

— Ничего плохого мы не делали, — повторил он, — просто не знаю, что с ней стряслось. Рехнулась она, что ли? Давай, мать, поедим спокойно. После обеда я ее разыщу и узнаю, в своем ли она уме.

Пообедав, он вышел из дома и, несмотря на холод, прошел из конца в конец две улицы, сам толком не зная, почему идет именно этой дорогой. Внезапно на углу Заводской улицы он увидел Ванду, стоявшую на самом ветру и дрожавшую так, что это было видно издалёка.

— Этторе сначала остановился, издали глядя на нее, потом медленно подошел. В глазах у девушки он увидел только страх. И прежде чем он успел открыть рот, она сказала:

— Я беременна… от тебя, Этторе.

— Что ты говоришь, бог мой, — произнес он еле слышно.

Невольно он уставился на ее живот и даже отступил на шаг, пытаясь рассмотреть получше, с трудом удерживаясь, чтобы не расстегнуть на ней пальто, мешавшее ему видеть.

В его взгляде Ванда тоже уловила испуг, и тогда в ее глазах отразился еще больший страх. Этторе смотрел на нее в ужасе, как будто он зажег в глубине ее тела бикфордов шнур и теперь с секунды на секунду ожидал взрыва.

— Что ты скажешь? — еле выговорила она дрожащими губами.

— Ты уверена? — спросил он глухо.

— Доктор так сказал.

Он откашлялся.

— Ты уже была у доктора?

— У меня началась рвота…

Сморщившись от отвращения, Этторе в отчаянии хлопнул себя по бедру и крикнул:

— Зачем ты мне об этом говоришь?!

— Этторе! — воскликнула девушка.

Немного погодя он спросил:

— А что твои?

— Они ничего не знают. Месяца два я еще могу от них скрывать, но не больше. За эти два месяца я должна найти в себе силы утопиться.

— А я на что? — спросил он, не глядя на Ванду.

Она тоже не смотрела на него и в ответ только пожала плечами.

Было очень холодно, с реки и полей дул ледяной ветер.

Он обнял ее за плечи, по-прежнему не глядя в глаза. Оба, по очереди, испускали тяжелые вздохи, как будто нарочно затеяли такую игру.

— Что же мне делать? — спросила она.

— А?

— Что мне делать?

Он не ответил. Она подождала, потом спросила:

— Ты как считаешь?

Он не мог раскрыть рта. Наконец выдавил из себя:

— Это тебе надо решать.

— Я сделаю все, что ты хочешь. Только скажи.

— Я не знаю, что сказать.

— Ну, говори же, Этторе.

— Не знаю, что и сказать…

Тогда она крикнула, чтобы он не подличал.

У Этторе словно темная пелена стояла перед глазами. Наступая на Ванду грудью, он подталкивал ее к дому, пока она не прижалась спиной к стене. При этом он не мог произнести ни слова.

Упершись руками ему в грудь, Ванда умоляла:

— Говори, Этторе, ты же мужчина. Считай, что ты мой хозяин, и решай, что со мной делать. Ведь если бы у тебя испортился мотор, ты бы принял какое-нибудь решение. Скажи, и я тебя послушаюсь. Я сделаю, как ты скажешь.

Он все не отвечал, и тогда она совсем тихо спросила:

— Хочешь, поговорю с каким-нибудь врачом? Только, знаешь, операция стоит очень дорого…

Едва он собрался с духом и выдавил из себя: «Деньги у меня есть, сколько надо», как увидел ужас в ее глазах. Этторе почувствовал комок в горле. Он обнял ее обеими руками и сказал в пушистые волосы: