Присматриваюсь к ребятам. Чудно: за лето все повзрослели, вытянулись. У Стасика Перепелкина и усики пробиваются. Девчонки называют его теперь «Стива». Солиднее. Даже Света Пажитнова стала потоньше и повыше ростом. К Нине — не подступись. Ходит, как пава. Будто не идет, а плывет по коридору. Боря Мухин, на удивление всем, похудел, осунулся. Спрашиваю:
— Что с тобой?
— Ничего, — отвечает. — Все в норме.
И опять потекли школьные деньки. Уроки, домашние задания, всякие кружки и прочее. Вскоре восстановилась и наша компания. А тут случилось и первое происшествие.
Боря больше всего не любил дежурить по классу. И вовсе не оттого, что это налагало на него какие-то дополнительные обязанности, утомляло. Он умел ладить с ребятами, и, когда дежурил, в классе поддерживался строгий порядок. Даже мусора после уроков оставалось меньше, чем в другие дни. Ребята не только любили Борю (за его самостоятельность, за простоту в отношениях), но и побаивались его, дорожили его мнением. Поэтому старались держать себя в норме, поменьше шалить и поменьше сорить. Но мусор, конечно, все равно был. Набирался целый ворох скомканных бумажек, записочек, обрывков газет, вырванных из тетрадок, заляпанных чернилами листочков. И это не смущало Бориса.
Чаще он беспокоился о другом. Боялся, что, пока возится в классе, приводя его в порядок, Тамара не дождется и уйдет.
Но нравится тебе или не нравится, а дежурить надо. Все дежурят, по очереди. Единственно, к чему стремился Боря и что во многом зависело от его расторопности, — это поскорее убрать класс. И на этот раз он поторапливал ребят и сам старался за пятерых. И он очень рассердился на Шурика, который выхватил из кучи мусора свернутый вдвое листок, пытался что-то прочесть.
— Слушай, Шурупик, — налетел на сверстника Боря. — Кинь ты эту гадость. Нашел время заниматься внеклассным чтением.
Но Шурик и не думал подчиниться. Жадно впился он глазами в диковинный листок, исписанный мелким прыгающим почерком, и только водил головой, пробегая глазами по строчкам.
— Ой, Борька! — закричал он. — Тут что-то про наш класс написано. И про тебя, и про Тамару.
— Дай сюда! — потребовал Боря. — Что раскричался?
Он сунул бумажку в карман и еще усерднее стал метаться по классу, завершая уборку.
— Закройте окна. Все. Марш по домам.
К его радости, Тамара задержалась с преподавательницей английского языка. Домой они пошли вместе. Накрапывал дождь, и торопливые, как всегда, прохожие на этот раз спешили еще больше. Но они оба — и Боря и Тамара — люби ли ходить под дождем, поэтому шли медленно, позволяя всем обгонять себя и охотно уступая дорогу. Я догнал их у булочной. Хотел проскочить мимо. Боря окликнул:
— Куда торопишься?
— Дождь же!
— Не сахарный, не растаешь. Пойдем вместе.
Перебирая события дня, он вдруг вспомнил о злополучной бумажке, лежавшей у него в кармане. Вынул ее и, расправив, прочитал первые строки:
«Привет, Катюша!»
Это было письмо. И Шурик не ошибся: писал кто-то из нашего класса и про наш класс. Но писал до того бессовестно и нахально, что невольно охватывало возмущение. Присев на скамейке в сквере, мы дважды прочитали это неоконченное письмо и первое время не могли вымолвить ни слова от охватившего нас волнения.
Разве можно так не только писать, думать!
Вот оно, это письмо:
«Привет, Катюша! Давно получила твое письмо, но только сейчас собралась ответить. Все дела, запарилась. Пришлось записаться в художественную самодеятельность. Носятся все с праздничным концертом, как с писаной торбой. Мне все это до лампочки. Дотяпать бы в отличницах до выпускного бала, а там: «Прощай весна в начале мая…» Заживу вольной птицей. Тогда все высокие материи побоку. Главное, как говорит моя тетя Клава, прилично устроиться. А для этого пока надо делать вид, что грызешь гранит науки. Аж зубы искрятся.
Катюша! Ты представляешь, какая скука меня заедает. Не с кем по душам поговорить. Ведь пока приходится скрывать свои подлинные мечты и планы. Завтра суббота, а твоя Света весь вечер будет корпеть над домашним сочинением.
В школе у нас последнее время творится бог знает что. Даже остолопа Оськина какая-то муха укусила. Начал проявлять сознательность. Вообще-то, мне его даже жаль, Оськина. Отец у него инвалид. У матери еще четверо на руках. Дома-то он затюканный. В школе и проявляет характер.
Еще у нас два блаженненьких есть. Тамарка и Борька. Одно Борькино сочинение перед всем классом читали. А Тамарка — его подружка неразлучная — тоже дура. На какие-то курсы подалась. Медсестрой захотелось быть. Не пойму, что за идеалы у людей!
Читать дальше