Борис Могильнер - Березонька

Накануне операции Давид Исаевич написал жене и младшему сыну:

«Дорогие мои!

Мама согласилась оперироваться. Выбора нет… Я не уверен, что операция поможет, но жить так, как сейчас, мама уже больше не в состоянии. Надо рискнуть. Это дает хоть какой-то шанс на ее спасение. Боюсь, однако, что самое страшное еще впереди. Все может окончиться трагично. Это угнетает меня больше всего. Если бы удалось хоть немного облегчить муки матери…

Ни одно из прежних переживаний не похоже на нынешние. Я не в силах привыкнуть к мысли, что мама, живая мама, к которой я хожу ежедневно два-три раза в больницу, что моя мама обречена. Тяжело мне. Но я благодарю судьбу, что она позволила мне в эти дни быть рядом с мамой, помогать ей, видеть ее, говорить с нею.

У Леонтия все в порядке. Трудности есть, но ничего, как их преодолеть, он знает.

Мама посылает вам свои лучшие пожелания. Мучения ее невыносимы, но она вас помнит.

Будьте осторожны на море…»

Всю ночь накануне операции Давид Исаевич не спал. На рассвете убрал в квартире — мама всегда содержала свои комнаты в идеальной чистоте. Что произойдет в больнице сегодня, что и как будет дальше, он себе представить не мог.

Сама она еще пыталась как-то шутить.

— Положить заплату на живые ткани для хирурга так же просто, как мне, к примеру, пришить заплату к твоим штанам, Давид, даже на самых деликатных местах, — успокаивала Клара Борисовна сына. — Не самая красивая гравюра, но лучше безобразная заплата, нежели прекрасная дыра.

Его брюки здорово досаждали Кларе Борисовне, это он хорошо помнит. Пока выучился следить за своей одеждой сам, без ее догляда, ему не единожды приходилось выслушивать ее упреки:

— Как только где-нибудь появляется грязь, она вся тут же оседает на твоих штанинах. И что с тобой делать?

Беспокоить мать спозаранок Давид Исаевич не хотел, ждать на Привольном переулке тягостно, лучше всего посидеть на большом больничном дворе в тени разросшихся кленов.

Сидя, укрытый свежей зеленью деревьев, он представлял себе, что сейчас происходит с мамой. Она теперь, наверно, на операционном столе. Полина Наумовна сказала ему, что мама должна выдержать операцию. Ее сердце позволяет на это надеяться. В памяти Давида Исаевича поминутно всплывали сценки, связанные с мамой.

Вчера, лежа на левой стороне лицом вниз, Клара Борисовна увидела его ботинки.

— Шнурки непомерно длинные у тебя, — заметила она и приказала: — Купи себе покороче, так некрасиво. — Потом добавила, качая головой: — Чем моя голова занята? Ведь ангел с косой за плечами…

Вдруг ему вспомнилось, как во время поездки в Евпаторию надо было перебраться в Москве с одного вокзала на другой. Вся семья вошла в метро и смело зашагала по мраморным ступеням. Но у эскалатора мать остановилась как вкопанная — никак не могла отважиться ступить на эскалатор. Только лишь после того, как Леонтий подхватил ее под локоть сильной рукою, она шагнула на ступеньку движущейся лестницы. Потом, покрасневшая от стыда, она произнесла:

— Когда мы переезжали с Украины в Татарию, с Киевского на Казанский вокзал нас перевозил извозчик. Красивый фаэтон у него был и кобылка стройная. Кажется, совсем мало времени прошло, но попробуй-ка отыщи сейчас в Москве извозчика…

В голову лезли все новые и новые подробности. Вдруг вспомнил, как мама с гордостью рассказывала ему об отце, который приобрел все знания и умения, кроме священного писания, самостоятельно, самоучкой. Его наставник, знаток Библии и пятикнижия, оказался не в состоянии как следует обучить его счету. Что он, Егудо, сделал? Он выпросил у имущих учебник математики на древнееврейском языке и самостоятельно проштудировал его. Несколько позже, окрыленный удачей, Егудо достал задачник Верещагина и решил все его задачи. Понравилась эта работа отцу…

Взгляд Давида Исаевича прикован к зданию больницы. Много разных воспоминаний пронеслось в его мозгу. Вдруг Давиду Исаевичу представилось, как мама лежит, изрезанная и обессиленная, но тут же мысли перенеслись в прошлое. Летом мама в качестве фельдшера выезжала с детсадом на дачу. Однажды мальчик проглотил нечаянно канцелярскую кнопку с острым штифтиком. Ох и переживала тогда мама, пока беду отвели! Давид Исаевич как раз в то время приезжал в отпуск, чтоб проведать мать, и вместе с ней возил несколько раз малыша в город, в поликлинику и на рентген, — надо было проследить движение кнопки… А вот опять перед взором Давида Исаевича операционная, Полина Наумовна орудует скальпелем, зажатым в руке, капля пота на переносице… Но тут мысль перескочила на другое: несколько дней тому назад, когда Давид Исаевич сказал матери, что он собирается сделать на могиле отца, она отозвалась: