Виктория Борисова - Ключи от рая

И сон приснился хороший, хотя и странный. Перед глазами быстро-быстро мелькали яркие пятна, полосы, какие-то непонятные знаки… Марина чувствовала, что в них есть особый, тайный смысл, и упорно старалась разгадать его. Потом все цвета слились в один — ослепительно белый… И вместе с ним пришло просветление. Чувство огромной радости и освобождения изливалось мощным потоком и вскоре затопило все ее существо, смывая все ошибки, горести и сомнения. Ничего подобного раньше ей испытывать не доводилось! Больше всего это было похоже на приход — то самое волшебное состояние, когда по венам словно бежит жидкое пламя, а мир кажется простым, понятным и прекрасным, когда можно слышать музыку в шуме деревьев и понимать язык птиц, а главное — понимать и принимать себя.

Марина блаженно улыбалась. Ехать бы и ехать так без конца…

— Эй, девушка, просыпайся!

Это было так некстати! Марина с трудом открыла глаза и обвела вагон непонимающим взглядом. Уже стемнело и под потолком горели тусклые желтоватые лампы. Она с трудом вспомнила, как здесь оказалась. Вокзал… Незнакомая женщина, которая зачем-то увела ее с собой… А сейчас трясет за плечо, повторяя:

— Вставай, приехали! На следующей станции выходить нам с тобой.

— Выходить? Почему? А куда мы едем? — сонно спросила она.

— В приход, — коротко ответила женщина, аккуратно оправляя платок.

— Куда-а?

С Маринки даже сон слетел. «Приход»… Надо же! Сон и явь слились воедино самым непостижимым образом. А женщина так же невозмутимо объяснила:

— К матушке Агриппине. Сама увидишь. Вставай, станция скоро!

За окнами спустились сумерки. В комнате стало совсем темно, но никто из собравшихся за столом этого даже не заметил.

Все сидели молча, погруженные в воспоминания, и прошлое, скрытое под слоем суеты ежедневных дел, вставало перед ними. Казалось, что «тогда» и «теперь» плавно перетекают друг в друга и уже не найти границы, разделяющей их…

Первым спохватился сам хозяин.

— А что это мы в потемках сидим? Непорядок!

Не глядя, на ощупь, он отыскал какой-то пульт, щелкнул кнопкой — и под потолком загорелся модерновый светильник причудливой изогнутой формы, заливая комнату теплым уютным светом. Довольно хмыкнув, Глеб ловко подкатил к окну на своей коляске, повернул какой-то рычажок — и закрылись светлые жалюзи, не пуская в дом темноту.

— Вот так гораздо лучше! Леша, возле тебя там вино стоит, открой еще бутылочку.

— Да-да, конечно…

И снова полилось в бокалы сгущенное золотое солнце андалузских равнин. Глеб задумался на мгновение и произнес:

— Я предлагаю выпить за те годы, что нам удалось прожить. За все, чего мы смогли достичь… Одним словом, за нашу жизнь! И кто бы там ни был наверху, будем же благодарны Ему, за то, что она у нас была… И есть.

Он помолчал недолго и тихо попросил:

— Зоя, начни хоть ты. Расскажи о себе!

— А что я? — пожала плечами Зойка. — Жизнь у меня самая обыкновенная. Замуж вышла, дети растут… Все как у всех.

Сказала — и осеклась. Нет, не совсем! Перед глазами на мгновение предстало нежное личико дочери. Нежная кожа, светлая косая челка, огромные чистые зеленовато-серые глаза, опушенные длинными ресницами, маленькая ямочка на подбородке… В облике девочки уже видится будущая красотка, которой ей суждено стать совсем скоро, всего через несколько лет. И характер — ну просто золотой! Такая послушная, ласковая, хорошая… Может, даже слишком хорошая. Хоть бы нашалила или закапризничала иногда, как все нормальные дети! Так нет ведь, не ребенок — просто ангел. И за что ей только достался такой?

Зоя вздохнула и прикусила губу. До сих пор она передергивается от стыда, стоит лишь заглянуть в глаза дочки, встречая слишком спокойный, взрослый и мудрый взгляд. Кажется, что каким-то непонятным чутьем она знает, что пыталась сделать ее мать с ней и с собой.

Знает — и все равно прощает ее.

— У тебя двое? — спросила Феодора с мягкой улыбкой. — Хорошо…

— Да. Маленькому три месяца, а Леночке, старшей, уже двенадцать. Совсем большая, почти невеста уже.

— Двенадцать? — быстро переспросила Феодора. — Так это тот ребенок? Ты его… — она замялась, подыскивая подходящее слово, — ты его все-таки родила?

— Да… А разве я могла иначе? — в Зойкиных глазах мелькнуло искреннее удивление.

— Слава Богу! — Феодора широко, истово перекрестилась. — Не допустил греха! И тебя, и меня тоже. А теперь и муж, и дети у тебя…