Виктория Борисова - Ключи от рая

Много позже Глеб иногда думал: «Интересно, как бы отец смог принять перемены, что произошли всего через несколько лет? Он всю жизнь не только объяснял студентам преимущества социалистического строя и неизбежное наступление коммунизма, но и сам искренне верил в это, а тут — распад Советского Союза, крах системы, дикий капитализм начала девяностых, расстрел Белого дома, война на Кавказе… Всего за несколько лет устоявшаяся жизнь перевернулась с ног на голову! Может, и к лучшему, что не дожил».

Бабушка пережила его ненадолго. После похорон она несколько дней бродила по квартире, словно искала что-то важное и никак не могла найти. Она стала рассеянной, порой говорила сама с собой и не отзывалась, когда домашние обращались к ней, а потом слегла — и больше не встала.

После свалившегося несчастья мать совершенно растерялась. Она выглядела как человек, который пробудился внезапно от долгого сна и теперь не понимает, где находится. Друзья покойного отца устроили ее работать на кафедру — пусть всего лишь лаборанткой, но ведь жить как-то надо! Деньги совсем небольшие, но это все-таки лучше, чем ничего. Глебу было жаль ее — такую беспомощную, неприспособленную…

— Я работать пойду! — заявил он.

Но мама решительно воспротивилась.

— Ни в коем случае! — строго сказала она. — Ты должен учиться. Проживем как-нибудь.

И в самом деле — жизнь постепенно наладилась. Удивительно, но спустя недолгое время мама повеселела и даже расцвела! Глеб вдруг с удивлением обнаружил, что его тихая мама-мышка, оказывается, еще вполне молодая и привлекательная женщина.

Она старалась принарядиться, уходя на работу по утрам, делала прическу и подкрашивала губы и ресницы, от нее теперь пахло духами…

А на него свалилась любовь — первая юношеская любовь, нежная, беспощадная и безнадежная. Как там у классика? «Так поражает молния, так поражает финский нож».

Ему как раз исполнилось шестнадцать, и большую часть времени Глеб проводил в мастерской художника Павла Кудрина — большой, пыльной, заставленной холстами и подрамниками, но почему-то очень уютной. Сигаретный дым стоял столбом, хоть топор вешай, по стаканам разливают дешевый портвейн, именуемый в просторечии «Три топора», зато люди собирались порой очень интересные.

Здесь пели, играли на гитарах, разговаривали… Лишь иногда сам хозяин — большой, лохматый, заросший бородой и немножко похожий на лешего — выставлял всю компанию со словами: «Посидели — и идите себе! Мне работать надо». На него никто не обижался, и назавтра все начиналось снова.

Глеба сюда привел Володя Старков — один из студентов, слушавших отцовские лекции. Он пришел на похороны и всячески старался помочь — то стол передвинуть, то посуду принести… И после еще звонил, наведывался, вроде как взял над ним шефство. Глеб очень дорожил этой дружбой. Такого светлого, солнечного человека ему встречать раньше не доводилось! С ним можно было поговорить, он хорошо играл на гитаре…

А еще — замечательно умел слушать стихи. Только ему Глеб сумел рассказать о своей неудаче с журнальной публикацией, об унизительном отказе…

И только с ним снова начал верить, что его стихи приходят в мир не напрасно и не стоит бросать дело своей жизни из-за какой-то там Самоваровой.

Обидно было лишь то, что они почти ровесники, но Володя уже студент, взрослый, самостоятельный человек, а Глеб все еще пребывал в унизительном статусе школьника и очень этим тяготился. Он просил не говорить об этом в компании… «Да ладно, вот ерунда какая! Молодость — единственный недостаток, который проходит с годами!» — беззаботно отмахивался Володя, но слово держал.

В один из жарких дней середины июля, когда пыльное московское лето висит над городом в облаке тополиного пуха и бензиновых выхлопов, на пороге мастерской вдруг появилась девушка. Да такая, что все присутствующие просто рты открыли… Смолкли разговоры, Володины пальцы застыли над гитарными струнами, и песня про глухарей на токовище оборвалась на полуслове.

— Привет! Меня зовут Янка, — сказала она.

В ушах Глеба ее голос прозвучал как музыка… Он не сразу заметил, как смотрит на нее Володя — так, словно весь мир перестал существовать для него в это мгновение.

Янка оказалась начинающей художницей. В этой лохматой, курящей, не очень трезвой компании она выглядела как пришелица из другого мира. Стройная, гибкая фигурка, огромные синие глаза, точеная головка в ореоле кудрей светло-медового цвета… То ли эльф, то ли ангел, то ли просто инопланетянка.