Олдос Хаксли - Монашка к завтраку [сборник]

Ничего себе… Да такую мерзость можно увидеть в любой день на улице или у церкви, где обычно толпятся нищие. Уверяю вас, отвратное зрелище – пожранная червями плоть, но все-таки, согласитесь, недостаточное, чтобы стать отшельником. Но, говорю же вам, уж очень чувствительная у него была утроба. Хотя, конечно, это был Божий замысел сделать из него святого мученика. Правда, если бы его не затошнило, он бы там и остался и жил бы до сих пор, старый кобель, или помер бы где-нибудь в вонючей луже, а не вступил бы, сияя праведностью, в райские врата.

Не знаю, что с ним было, после того как он ушел в горы и до того как отправился искать мученичества. Я впервые увидел его лет десять назад, в Тунисе. За проповедь его вечно бросали в тюрьму или таскали за бороду. Но, похоже, на сей раз из него таки сделали святого мученика, прилично сработали, не смазали. Ну что ж, пусть он молится за наши души у престола Божьего. Сегодня ночью я потихоньку выкраду его тело. Оно там на берегу, за причалом. Важное дело, скажу я вам, вернуть такой ценный труп христианству. Ух, какое важное…

Капитан потер руки.

Было уже после полуночи, но на галере царила суета. С минуты на минуту ждали лодку с телом мученика. На корме для него поставили погребальный одр – лежанку, аккуратно затянутую черным, в ногах и изголовье по две горящих свечи. Капитан пригласил испанца и наложницу посмотреть его.

– Глядите, как здорово, – сказал он с оправданной гордостью. – Отличный одр для мученика. Пусть кто попробует смастерить лучше. И на берегу бы так не сделали, хоть все под рукой. Но мы, моряки, понимаете, можем соорудить все из ничего. Низенькая передвижная кровать, кусок просмоленной парусины, четыре сальных маканых свечи из каютных ламп – и вот вам, пожалуйста, королевский кречел.

Капитан торопливо ушел, и скоро молодой человек и девушка услышали, как он внизу отдает приказания и с кем-то ругается. В безветренном воздухе свечное пламя будто замерло, звезды отражались в неподвижной воде длинными, тонкими огневыми штрихами.

– Сюда бы еще душистых цветов и звуки лютни, – сказал молодой испанец, – и ночь сама задрожала бы от страсти. В такие ночи, посреди черных вод и мирно уснувших у них на груди звезд любовь и приглашать не нужно.

Он обнял девушку одной рукой и наклонился поцеловать, но та отвернулась. Испанец почувствовал, как она содрогнулась всем телом.

– Не сегодня, – прошептала она. – Я думаю о бедном страдальце. Хочется помолиться.

– Нет, нет! – воскликнул испанец. – Забудь о нем. Помни только, что мы живы, что у нас совсем немного времени и его нельзя терять.

Он затащил ее в тень фальшборта, уселся на смотанные веревки, прижал к себе и принялся яростно целовать. Сначала она безжизненно висела у него на руках, но постепенно в ответ на его страсть загорелась.

Плеск весел возвестил о приближении лодки. Капитан окликнул в темноту:

– Нашли?

– Да, он у нас, – послышалось в ответ.

– Хорошо. Поднимайте, и водрузим тело. Погребальный одр готов. Пусть ночь полежит спокойно.

– Но он живой! – крикнул голос из ночи.

– Живой?! – словно громом пораженный переспросил капитан. – А как же одр?

Тонкий, слабый голос произнес:

– Ваш труд не пропадет, друг мой. Одр понадобится мне очень скоро.

Капитан несколько смутился и ответил уже тише:

– Мы полагали, святой отец, что язычники чего только не натворили и Всемогущий Господь уже увенчал вас венцом мученика.

В этот момент лодка показалась из темноты. На кормовом парусе лежал старик, его седые волосы и борода были в крови, пропылившаяся доминиканская ряса разодрана. Увидев его, капитан стащил шапку и опустился на колени.

– Благословите нас, святой отец, – попросил он.

Старик вытянул руку, призывая мир на моряка. Затем мученика подняли на борт и по его просьбе положили на одр, приготовленный для мертвого тела.

– Лишние хлопоты нести меня куда-то еще, все равно скоро улягусь здесь, – сказал он.

Так старик и лежал неподвижно между парами свечей. Его уже можно было принять за мертвеца, если бы не блестели так ярко глаза, когда он их открывал. Мученик отослал с кормы всех, кроме молодого испанца.

– Мы соотечественники, – сказал он, – и оба благородной крови. Я бы предпочел, чтобы со мной побыли вы, чем кто-либо еще.

Матросы приняли благословение и исчезли; скоро послышался скрип поднимаемого якоря; безопаснее было уйти до рассвета. Испанец и его наложница опустились на колени по обе стороны освещенного одра подобно участникам траурной церемонии. Тело старика, который еще не умер, мирно лежало в свете свечного пламени. Мученик какое-то время молчал, потом открыл глаза и посмотрел на молодого человека и женщину.