Олдос Хаксли - Монашка к завтраку [сборник]

– Придется вам как-то это обойти, – сказал Якобсен. В присутствии Роджера ему как-то легче оказалось вернуться к жизни на основе разумности.

– Бедный Альфред, – продолжал преподобный. – Вы даже представить не можете, как тяжело он это воспринял. Такое ощущение, будто он сына потерял.

– Какая же это утрата! – воскликнул Якобсен в совершенном расстройстве: «внешнее обстоятельство» чересчур глубоко уязвило его.

– Я как только мог старался утешить Альфреда. Следует всегда иметь в виду, за какое Дело он погиб.

– Уничтожены все имевшиеся возможности. А ведь он был способным парнем, этот Гай. – Якобсен говорил больше сам с собой, нежели с собеседником, но Роджер подхватил его мысль.

– Да, конечно же, он был способный. Альфред считал, что у него впереди большое будущее. Как раз из-за брата я так особенно и скорблю. Сам я не очень-то с этим мальцом ладил. Слишком уж он был эксцентричен, на мой вкус. Такое случается порой: быть чересчур умным, – верно? Это все же не по-человечески. Мальчиком он, бывало, сочинял мне замечательнейшие греческие ямбические стихи. Должен сказать, что при всех своих умствованиях и странностях он был очень хорошим парнем. Все это весьма огорчительно, весьма печально.

– Как он был убит?

– Скончался от ран. Вчера утром. Как думаете, пристойно ли будет в конце извещения в газете вставить какое-нибудь высказывание? Что-нибудь вроде «Dulche et decorum», или «Sed miles, sed pro patria», или «Per ardua ad astra» [101] «Сладостно и почетно (умереть за родину)», «И все же воином, и все же за родину», «Через тернии к звездам» ( лат .). ?

– Вряд ли такое необходимо, – сказал Якобсен.

– Наверное, не нужно. – Губы Роджера молчаливо шевелились: он подсчитывал. – Сорок два слова. Мне кажется, это считается за восемь строк. Бедняжка Марджори! Надеюсь, она не будет слишком горевать. Альфред сообщил мне, что они были неофициально помолвлены.

– Я так и предполагал.

– Боюсь, мне придется известить ее. Альфред слишком сильно расстроен, чтобы сделать что-то самому. Болезненнейшая предстоит задача. Бедная девочка! По-моему, собственно говоря, некоторое время они и не смогли бы пожениться, поскольку у Гая денег, почитай, не было. Эти ранние браки весьма опрометчивы. Прикинем: восемь раз по три шиллинга это один фунт и четыре, – верно? Полагаю, они вполне могут принять плату чеком?

– Сколько ему было?

– Двадцать четыре года и несколько месяцев.

Якобсен беспокойно заходил взад-вперед по комнате.

– Только-только зрелости достигал! В наши дни благодарным надо быть, что есть у тебя работа, что мысли свои есть, чтобы отвратить разум от этих ужасов.

– Это ужасно, верно?.. ужасно. Уже столько моих учеников убито, что с трудом и сосчитать можно.

В стеклянную дверь, ведшую в сад, постучали: Марджори просила впустить ее. Она нарезала остролиста и плюща для рождественских украшений и несла корзину, полную темных блестящих листьев.

Якобсен откинул запор стеклянной двери, и Марджори вошла, пахнув волной холода и улыбок. Такой красивой Якобсен еще никогда ее не видел: она была неподражаема, вся светилась, как Ифигения, вышедшая в своих свадебных одеждах, чтобы быть принесенной в жертву.

– Остролистник в этом году очень слабенький, – заметила она. – Боюсь, не очень-то нам удастся украситься к Рождеству.

Якобсен воспользовался случаем и скользнул в стеклянную дверь. Хотя снаружи и пощипывал неприятный холодок, он все же довольно долго расхаживал туда-сюда по голландскому садику, в чем был, без шляпы, без пальто.

Марджори обходила гостиную, развешивая гирлянды остролистника по рамам картин. Дядя следил за ней, не решаясь заговорить: он чувствовал себя чудовищно неловко.

– Боюсь, – начал он наконец, – что сегодня утром твой отец очень расстроился. – Голос его хрипел, Роджер громко кашлянул, прочищая горло.

– Что, опять сердцебиение? – холодно поинтересовалась Марджори: недуги папы не причиняли ей особого беспокойства.

– Нет-нет. – Роджер понял, что начатый им гамбит оказался ошибкой. – Нет. Тут… э-э… больше душевные страдания и такие, которые, боюсь, и тебя сильно затронут. Марджори, тебе надо быть сильной и стойкой: мы только что узнали, что погиб Гай.

– Гай погиб? – Она не могла поверить, такое ей едва ли в голову приходило, и потом, он же в штабе служит… – О, дядя Роджер, это неправда.

– Боюсь, сомневаться не приходится. Телеграмма из военного министерства пришла сразу после того, как ты пошла за остролистником.