Бахыш Бабаев - Одиночество вдвоем

— А что? — не понял он.

— Почему не лег?

— Ждал тебя.

Он привлек ее к себе и сразу же ощутил запах польских духов.

— «Может быть»? — шмыгнул он носом.

— «Быть может».

— Один черт. Постой-ка. — Он взял ее на руки и пошел к дивану. Бережно уложил, затем поспешно стал раздеваться.

— Сильный, — мечтательно произнесла она.

Пронзительный телефонный звонок заставил обоих вздрогнуть. В испуге и недоумении замерли. Прозвенел второй звонок, еще более настойчивый, чем первый.

— Кто это может быть?

С третьим звонком Таня выхватила трубку.

— Алло? — испуганно спросила она. — Да, да, это я. Кто?.. А-а-а… Здравствуйте… Что с ней? Спасибо, что позвонили, Юлия Михайловна… Сейчас… бегу, бегу… — Положив трубку, Таня с минуту молчала, затем, ни слова не говоря, принялась торопливо одеваться.

— Что-нибудь серьезное? — осторожно осведомился студент, увидев ее изменившееся лицо.

Таня, не отрываясь, безнадежно махнула рукой — не до тебя, мол. Подождав еще немного, он лихо вскочил с дивана и подошел к окну.

— Ну, не обижайся, миленький. Она упала. Не может встать. Язык к тому же отнялся.

— Кто? — спросил он, не оборачиваясь.

— Свекровь, кто же еще… Я уже готова.

Студент обернулся. Таня включила свет в прихожей и, видимо, причесывалась перед зеркалом.

— Так мне одеваться, или ты все-таки придешь? — раздраженно спросил он, мыслено ругая Танину свекровь.

— Как хочешь. Хочешь, спи.

— А сколько времени?

— Ровно три.

— Нет, одну я тебя не пушу, — сказал он, понимая, что оставаться здесь одному по крайней мере глупо. Кроме того, ей одной переться бог весть куда в ночь тоже немыслимо. Он лихорадочно натянул брюки, заправил сорочку и, взяв пиджак, пошел к выходу.

Таня шла быстро, он — едва поспевал за ней.

— Далеко? — прерывисто дыша, спросил он.

— Близко, за «Повторной».

Они вышли на Спиридоньевский переулок и, пройдя совсем немного, вошли в подъезд. Он в нерешительности остановился у лифта.

— Он отключен, — предупредила Таня и первая стала подниматься.

— Мне, наверное, не стоит, — как бы обращаясь к себе, прошептал он.

Она, не говоря ни слова, спустилась вновь и так же молча потащила его за рукав. На втором этаже они позвонили в дверь коммунальной квартиры. Дверь почти сразу же открыла проворная кругленькая старушка в очках. Вероятно, та, что звонила, догадался студент. Таня кивнула ей, и они вошли в длинный коридор, тускло освещенный люминесцентной лампой.

Узкая комнатушка свекрови была сплошь завалена старинным хламом. Тут стояла и сделанная лет пятьдесят назад бамбуковая этажерка, напичканная книгами в старых переплетах. Рядом грозно возвышался темный комод под белой накидкой с узорами. Против комода, в ближнем правом углу, стояла никелированная кровать, на которой полусидела-полулежала пожилая интеллигентной наружности женщина.

Она вскинула удивленные глаза на студента, поздоровавшегося с ней. Затем перевела взгляд на Таню, которая обняла и расцеловала ее. Студент прошел дальше в комнату и уселся на черном диване-оттоманке, пружины которого громко задребезжали под его тяжестью.

— Что с вами, родненькая, — засуетилась Таня, — где болит, а? Дорогая вы моя… Ну, скажите, что у вас случилось?

— Ы-ы…мм…ммо… — Женщина тщетно пыталась что-то сказать, но у нее не получалось. Вошла старушка, открывшая им дверь.

— Сплю я чутко. Вдруг, — слышу — она. А я всех жильцов узнаю по походке. Вдруг — грохот. Будто что-то тяжелое упало. Батюшки, думаю, никак Маргарита Ивановна поскользнулась. Выхожу, а она лежит и подняться не может. Ну, я и дотащила ее кой-как. Потом, гляжу, язык у нее отнялся. И покраснела вся. Видишь, лоб и щеки красные. Вот я и решила тебе телефонировать.

— Спасибо вам, Юль Михайловна. Правильно все сделали. А «неотложку» вызывали?

— Не-а, — покачала головой старушка, — не усекла. А надо?

Таня вопросительно глянула на него. Студент выдержал этот проникновенный взгляд и сделал жест рукой. Она вышла в коридор.

Старушка в очках подсела к больной и повернулась к студенту.

— Как вы думаете, отчего это может быть?

— Язык? — скорее догадался он.

— Да.

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Но вы, Маргарита Ивановна, лучше ложитесь. Любая болезнь требует спокойствия.

Больная, немного успокоившись, улеглась поудобней.

— У меня тоже в последнее время что-то здесь пошаливает, — пожаловалась старушка, указывая на сердце. — Иной раз так кольнет, что дух захватывает. А ведь матушка моя, царство ей небесное, девяносто два прожила.