Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— Маша, вылезай, ты чего там лежишь, — уже тихо сказал дядя Никита.

— Я ищу, — я начала шарить руками по полу.

«Может, отдать его, — подумала я, — вроде нашла сейчас», — но я засунула слишком большой кусок макухи в маленький карманчик, он застрял в нем, и поэтому мундштучок вытащить было нельзя. Я уже потихоньку начала снимать трусы, чтобы достать из карманчика мундштучок, когда Леша сказал:

— Машка, вылезай скорее, доктор идет.

Я быстро натянула трусы, вылезла из-под койки и снова забралась на постель к Маркел Митрофанычу…

Обход делал злой доктор, и, завидев меня, он начал тянуть своим длинным голосом:

— Это не годится, граждане, я сколько раз говорил, девочка не должна находиться в палате.

Я хотела спрыгнуть с койки, но Маркел Митрофаныч удержал меня.

— А чем же вам ребенок не нравится? — спросил он доктора.

— Это не положено.

— А нам многое не положено. Мне палки всю жизнь теперь разукрашивать и часы чинить, когда я лучшим трактористом был, разве положено? А ему вот, — он кивнул на дядю Никиту, — обгореть положено было в двадцать пять лет? А Лехе контуженым лежать?

— Это все, товарищ боец, вы правильно говорите, — затянул снова доктор, — но в самых ненормальных условиях нужно соблюдать порядок, только в этом залог победы в этой войне.

— А мы уже отвоевались, — сказал Леша.

— Я все понимаю, но вы отдаете девочке положенные вам для выздоровления продукты, это тоже не годится.

— А то, что она утки носит, годится? — тихо спросил дядя Никита. — А то, что она калек развлекать и веселить приходит? А жизнь среди таких уродов в пять лет годится? Ведь она же не знает даже, какой ужас все это, не понимает! Сейчас не понимает, но ведь запомнит это на всю жизнь, всю жизнь уродов нас несчастных помнить будет, — дядя Никита уже кричал, а доктор кивнул другому доктору, и тот выбежал в коридор.

— Успокойтесь, прошу вас, — злой доктор подошел к Никите, двумя руками взял его за голову — за белый круглый шар, поправил подушку, — успокойтесь и поймите меня, в поселке может быть любая инфекция, пусть она хоть халат какой-нибудь надевает. — Он, не оборачиваясь, протянул руку, и тот доктор, что выбегал, подал ему склянку с лекарством. — Выпейте, — злой доктор поднес склянку к щели, где был рот дяди Никиты, и жидкость закапала на бинты.

— Вот видите, вы не умеете этого делать, а она умеет, — сказал дядя Никита. — Маша, поди сюда.

Я спрыгнула с койки, обошла злого доктора подальше, раз он боится, что у меня инфекция, зашла с другой стороны койки дяди Никиты и попоила его из поильника, куда доктор вылил свое лекарство.

Потом весь обход ушел, и я по просьбе Леши спела и сплясала «Эскадрон за эскадроном», а потом Маркел Митрофаныч вспомнил про детский сад и попросил рассказать про него. Я рассказала про толстых теть на крыльце.

— Это они ваше питание воруют, — сказал Маркел Митрофаныч, и я поспешно кивнула головой, чтобы он не стал говорить дальше про толстых теть и не помешал рассказать про мальчишек.

Леше очень понравилось, что мальчишки испугались меня.

— Ну какой ты молодец, Машка, — радовался он, — все помнишь, чему я тебя учил, молодец, правильно им в пузо головой целилась, а руками по-девчоночьи не размахивай, ты их к груди прижимай, сожми в кулаки и прижимай, и левое плечо вперед выставляй.

Леша даже хотел показать мне, как надо выставлять вперед левое плечо, но Маркел Митрофанович велел ему лежать спокойно.

— Интересно, что это за «выковыренная», почему, Маш, они так на тебя говорили? — спросил он меня.

— Не знаю, — ответила я незаинтересованно, мне очень нравилось, что Леша так радуется моей победе, и хотелось рассказывать про эту победу еще.

— Так и сказали «выковыренная»? — снова спросил Маркел Митрофаныч.

— Это они, наверное, имели в виду «эвакуированная», — сказал дядя Никита. — Дурачье, повторяют, что взрослые сволочи говорят.

— Ах, мерзавцы, ведь точно! — огорчился Маркел Митрофаныч. — Ты, Маш, скажи им, что я приду, уши им надеру за такие прозвища, нет, лучше скажи, Леша выздоровеет скоро и придет.

— А я не пойду туда больше, — беспечно сказала я.

— Как это не пойдешь? — еще больше огорчился Маркел Митрофаныч. — Нет, Маш, так не годится, ты мамку не обижай, она тебя пристроила, это работа у тебя теперь вроде.

— Да зачем ей туда ходить? — вступился за меня Леша. — Сопли ихние смотреть? А здесь хоть тоже не так уж весело, зато сытно, а там воспитательницы ихние да поварихи все съедают.