Йозеф Рот - Тарабас. Гость на этой земле

Новая беда поджидала его в канцелярии. Он был человек образованный, даже в институте учился. Когда-то, много лет назад, понимал сложнейшие формулы, сдавал экзамены. Ах, Тарабас был далеко не дурак! Однако теперь он призвал на помощь двух капитанов; четверо писарей под началом сведущего унтер-офицера сидели и переписывали (тоже как сущие дьяволы). Все вместе они еще больше запутывали несчетные указы, поступавшие из столицы, запутывали запросы, никоим образом не решали многочисленные загадки, сгущали туман, словно бы поднимавшийся из бумаг, являлись к Тарабасу с бестолковыми отчетами, спрашивали, надо ли делать то и это, и если он велел оставить его в покое, исчезали, как привидения, словно сквозь землю проваливались, оставляли его наедине с муками ответственности! Ах, как же он, могущественный Тарабас, тосковал по войне! Собранные где попало люди, из которых состоял его новый полк, не чета его старым солдатам. Они пришли к Тарабасу по одной-единственной причине — с голодухи. Каждый день ему докладывали о дезертирах. Каждый день, посещая учебный плац, он замечал новые дыры в шеренгах. Упражнялись лениво, сонно. Мало того, кое-кто из офицеров понятия не имел о ротной строевой подготовке. Сущий кошмар для такого, как Тарабас! Положиться он мог только на немногих ветеранов, которых привел с собой в Коропту. Остальные, правда, по-прежнему боялись его, но он уже чувствовал, что этот страх способен породить и предательство, и коварное убийство из-за угла. Подчинялись ли они еще его приказам? Их просто принимали к сведению, не прекословя. Он бы предпочел бунт.

И Тарабас вспоминал злополучное воскресенье, когда перед ним впервые явился рыжий незнакомец, с которого и начались большие беды. Временами его наполняла лютая ненависть к подчиненным, какой он никогда не испытывал к врагу. И вечером, когда был уверен, что все они, его недруги, давно спят, он вставал из-за мирного трактирного стола, покидал, не прощаясь, компанию пирующих сотоварищей и с жаждой мести в сердце большими шагами спешил в казармы. Проверял караулы, приказывал открыть спальни, срывал одеяла с голых тел спящих, обыскивал постели и тюфяки, ранцы и узлы, карманы и подушки, инспектировал уборную, грозил расстрелять того и другого, спрашивал о военных пропусках, о бумагах, о боях, в которых участвовал тот или другой, внезапно мягчал, был чуть ли не готов извиниться, однако потом его вновь охватывал гнев на себя самого, сменявшийся печалью и состраданием. Глубоко пристыженный, но пряча стыд под лязгающим устрашением, он топал прочь (а с каким удовольствием шел бы без шума), на постоялый двор.

До сих пор он не получил ни денежное содержание для рядового состава, ни жалованье для себя и своих офицеров. Ветераны воровали и грабили, по привычке забирая то, что приглянулось, в домах и усадьбах. Памятуя о порядках, действовавших в оккупированных областях, он приказал населению до поры до времени ежедневно поставлять провизию для полка. Ровно в четыре часа жители Коропты с корзинами и узлами стояли во дворе казармы. За мясо, яйца, масло и сыр они получали так называемые квитанции, крохотные расписочки. Остатки и обрывки старой пожелтевшей канцелярской бумаги, исписанные неуклюжей рукой фельдфебеля Концева, подписанные Тарабасом — одной размашистой буквой Т. Как гласило объявление Тарабаса, которое трое его людей под громкую дробь барабанов обнародовали в Коропте, в свое время эти квитанции будут оплачены. Барабанщикам никто не поверил. Как часто во время войны короптинцы слыхали барабанную дробь! И все же со страху они по-прежнему несли в казармы излишки имевшейся или купленной провизии, даже самые бедные кое-что приносили — чуток смальца, ломоть хлеба, картошку, сахарную свеклу, редьку и печеные яблоки.

Ненасытных офицеров кормил еврей Кристианполлер. Древний, готовый помочь и жестокий Бог каждый новый день дарил еврею Кристианполлеру новый подарок. Из деревушки Хупки приехал добрый свояк Лейб с половиной быка. А на следующий день нежданно-негаданно явился живодер Куропкин в надежде выменять краденую свинью на литр шнапса. И надежда его оказалась не напрасна. Кристианполлер дал ему целых два литра. За это Куропкин самолично зарезал свинью и изжарил ее, разложив во дворе костер. Деньгами до сих пор платил только грозный Тарабас. От остальных Кристианполлер даже квитанций не получал. Но много ли значили новые, в спешке напечатанные бумажные деньги нового государства? Обменяют ли их при жизни Кристианполлера на чистое золото? Чистое золото, пять метровой длины свертков из золотых десятирублевиков, хранил Кристианполлер во втором этаже своего погреба. И уже готовился к тому дню, когда из-за ненасытности ненавистных постояльцев ему придется пойти в погреб и почать один из свертков. Но он молился, чтобы такой день наступил еще очень нескоро.