Любовь Руднева - Встречи и верность

Неожиданно приехал ко мне Тарас. Я уже без особого труда сам передвигался по комнате, даже пробовал вытачивать всякие безделки. За этим меня Тарас и застал.

Он ввалился шумный, не выразил никакого сочувствия и тем обрадовал меня. Возвращался из госпиталя в дивизию и сказал мне, что слышал, будто Чапаев расспрашивал о нашей судьбе у Андрея.

— А как же тогда обошлось все? — недоверчиво спросил я у Тараса. — Я же не знаю подробностей.

Мне нет-нет да мерещилось, что Чапаев расстрелял Андрея за оплошность, хоть и другие твердили, что Андрей цел и невредим, к тому же от него передавали поклоны.

А дело тогда обернулось так.

Приехал Андрей и докладывает Чапаеву:

— Телеграфист из Нижней Покровки по вашему вызову прибыл.

Чапаев ему:

— Вижу. А почему ты не выполнил приказ о соединении дивизии с тылом по линии Нижняя Покровка — Черниговка?

Андрей все рассказал Чапаеву и добавляет:

— Думал, мы за помощь эскадрону заслужим благодарность, а получилась оплошность.

Но Василий Иванович дернул ус, голос повысил:

— Я в твое распоряжение дал пулемет, грузовик. Знаешь ведь, дивизия в окружении, тут каждая минута дорога. А ты, шляпа, в благодетели подался, помог эскадрону. Мне дивизия дороже эскадрона, понимать должен! А Сошкин — курица. Командовал эскадроном, а не смог отбиться от горсточки белобандитов.

Брата отпустил, командира эскадрона снял.

Андрей возвратился в село, тут ему и сказали:

— Гришу-то казаки уволокли.

Андрей бросился к телефону.

Чапаев его выслушал, отрубил:

— Григорий и под ножом не заговорит. У него память золотая, а душа лучше — человеческая, и сталь не в сравнение. А наказание ты сам себе выбрал.

Бросил трубку, жаль ему было своего бойца.

Тарас у меня переночевал. Кормила его и спать укладывала бесшумная женщина.

Утром, после завтрака, только вышла она из комнаты, я Тарасу свою догадку выкладываю:

— Наверное, она из старообрядцев, упорная. У самой смерти выцарапала, я тут много чего набредил, так она немая — не проговорится.

— Немая она, может, по обету, — сказал после долгого раздумья Тарас. — Только не старая она, Гриша, и не чужая тебе.

Он выбежал, не дав мне опомниться, и я услышал легкие шаги женщины. Она заговорила, — меня поразил голос Анны, усталый и добрый. Так поняла она мордовскую песню, которую пел я в разбитой казацким снарядом избе.

На свадьбу приехал мой брат, Андрей. Он рассказал мне о последней телеграмме Чапаева, которую довелось ему передавать в ноябре восемнадцатого года. Диктовал Чапаев телеграмму, а у самого слезы в глазах. И казалось, что ж такого в ней было, в той телеграмме?!

Адресовал ее командирам своих полков: пензенцам, балашовцам, гарибальдийцам:

— Совместно с политкомом явитесь в штаб вверенной мне дивизии на совещание по поводу моего отъезда в Красную академию. Начдив Николаевской. Чапаев.

Продиктовал телеграмму Чапаев и говорит:

— Что, Андрей, дойдешь ты наконец до Уральска? Обязательно дойдешь. Так тому и быть. А вот как же я?

Так мне и запомнилась эта последняя, не мною, а братом отосланная телеграмма Василия Ивановича.

Прощаясь с Андреем, спросил он про меня, а потом крепко пожал руку…

Много лет прошло с той поры, еще больше событий, а все стоит перед моими глазами Чапаев, все слышу я Василия Ивановича в его долгой исповеди по телеграфу.

Хотя ни в одном окошке не горел огонек, Нижняя Покровка зеленовато светилась белыми стенами мазанок, и оттого гуще чернели плетни, яркая тень ложилась на землю, припорошенную пылью. Иссохшая земля только ночью переводила дыхание, спадало напряжение осеннего зноя.

Глеб шагал рядом с Родановым, его быстрая тень обгоняла Глебову, казалось — по ночной дороге двое бегут вперегонки.

Они свели знакомство у слепого учителя, Григория Михайловича.

Из Москвы пришла по почте маленькая посылка, на радостях учитель собрал у себя друзей, и, неожиданно для Глеба, почти все друзья седого хозяина оказались людьми молодыми, говорливыми, любителями попеть, поспорить. Среди шумной компании симпатии Глеба сразу привлек молодой агроном совхоза.

Темнолицый, с чуть раскосыми глазами, в серой рубахе с распахнутым воротом, Родаков, увлеченно разговаривая с хозяином хаты, возился в дальнем углу комнаты с маленькими ящичками и вытаскивал из них зерна.

Слепой щупал их, разминал на ладони. Родаков допекал его расспросами. Издали Глеб не мог уследить за их беседой, но понял, что агроном советовался со старым другом, у которого когда-то и школу окончил. Он был нетерпелив среди праздничного веселья, радостно и торопливо выхватывал свое, именно ему, Родакову, нужное. Только немного странно было, как этот человек, с горячим, по-индусски темным лицом все выспрашивает слепого; быстрыми, ловкими пальцами Родаков притрагивался к его руке, что-то досказывая и соглашаясь.