Любовь Руднева - Встречи и верность

Мы боремся за мир и потому особенно дорожим памятью тех, кто отдал этой борьбе свой талант, умение, жизнь. Дивизия, созданная одним из самых любимых народных героев — Василием Ивановичем Чапаевым, свято пронесла через все испытания любовь к Советской Родине, свой интернационализм. В битве с фашизмом она проявила огромную силу духа, и дела ее людей не могут быть преданы забвению.

Пусть же люди новых поколений встретятся с этими героями, полюбят их и задумаются над их славной судьбой.

Генерал-полковник И. Чухнов ,

бывший член Военного совета Приморской армии

Сегодня из Пугачева пришло письмо. Дядя Данила писал Глебу: «Живем по-старому — ремонтируем сети, вяжем новые. Рыбалку закончил рано, в начале октября у нас испортилась погода — ветра, дожди, а в эту ночь, когда я двинулся в Пугачев, выпал снег. Лодку гнал на веслах тридцать пять километров, к тому же часть пути против сильного ветра и большой волны. Снег лепил в меня, в лодку, каруселил надо мной, иной раз я будто на месте колыхался между черной водой, средь белой прошивки. Хотел было заночевать в лесу, да не очень-то приятно на холоде.

На реке особенно сильно вспомнился твой отец, сколько раз петляли с ним по неприветному Большому Иргизу. Может, пора собраться тебе в отцовы места, да и я заждался. Зиму поработай, а летом приезжай на Иргиз. Жилье я ставлю у самого берега, все на одном месте, рыба будет и все остальное; отдохнешь, оглядишься. Помянем Тараса.

Не загоняй себя педагогией — и тракторы железные ломаются, если не давать им ни отдыха, ни ремонта. Шлют тебе привет все — я, ну и, конечно, бабушка Саша.

Пиши, как твои студенты, куда летом пошлет их техникум, не в нашу ли заволжскую целину?

Не забывай, что сохранились у меня отцовы бумаги с той поры, как учился он еще в Саратове, может, что-нибудь и тебе сгодится. Он вот тоже любил заниматься историей, а молодость наша для тебя-то и вовсе история, хоть на самом деле это только часть сегодняшней жизни, не такая уж давняя, как может показаться с первого молодого взгляда. Доброе, доброе пожелание тебе.

Дядя Данила ».

Глеб положил письмо Данилы Тимофеевича на постель матери, чтобы сразу, как вернется с завода, увидела конверт — она любила получать письма с родины своего мужа. И решил до начала занятий проехать в охотничий магазин на Неглинку, купить дяде Даниле миллиметровую жилку, которую тот просил у племянника еще в прошлом письме.

Собственно, Данила Тимофеевич не приходился Глебу дядей в буквальном смысле этого слова.

Случилось так. В самом начале 1917 года солдат Данила Южин вернулся из госпиталя в город Николаев, нынешний Пугачев, и приютил у себя, назвав братом, осиротевшего Тараса — подростка из большого села Сулак. Через год Тарас вместе с названым братом пошел в чапаевский отряд. Маленький разведчик, потом связной, учился у Данилы ездить верхом, стрелять из пулемета — Данила был лихим пулеметчиком. Гражданская война иногда разлучала их, но братья старались не терять друг друга из виду. Окончились бои с бандами, и возмужавший Тарас, недолго пожив с Данилой, уехал сперва в Саратов, потом в Москву — работать и учиться. Пока не родился сын, Тарас навещал Данилу, потом звал к себе, но Южин был поглощен совхозными делами, и братья только переписывались.

В сорок первом Тарас находился в командировке под Одессой. Там и застала его война. Волей случая попал он в 25-ю Чапаевскую дивизию, стоявшую под Одессой.

Глеб помнил письма в конвертах, а потом и треугольнички со штампом «Просмотрено военной цензурой». Легкие, они ничего не весили, но, едва Глеб разворачивал их, комната у Сокола вплотную придвигалась к фронту. Мать читала письма вслух и много раз про себя. Комнату заполнял голос отца, его желания — здесь все просилось к нему, было связано с его жизнью.

Письма приходили с Черного моря, сперва из Одессы, потом из-под Севастополя. Над кроватью Глеба мать повесила большую карту — стена исчезла. Линия фронта иногда менялась в течение одного дня или ночи. Булавки впивались в города, флажки то наступали, то, пугая мальчика, отступали. Самый большой обозначал место, где находился отец. Этот флажок венчал Крымский полуостров, тонкую черную надпись «Севастополь». Глеб осторожно трогал его утром, даже, внезапно просыпаясь, ночью — он стоял неколебимо.