Евгений Белянкин - Танец любви

— Все. Мне завтра на дежурство. Я сейчас вам постелю на полу, устраивает?

Димка поцеловал Машу.

— Ну какой еще разговор!

Сама Маша легла на железной кровати. Продолжали болтать, но, видимо, день утомил, и ребята быстро заснули.

Рано утром, собираясь на дежурство, Маша старалась не разбудить их. Уж больно хорошо они спали! Она долго смотрела на друзей со стороны. Ребята лежали, обняв друг друга, правда, Глеб даже во сне был серьезен, а Димка, капризно поджав большие молочные губы, был совсем мальчишка. «Родненькие мои, два братика», — подумала Маша. И поймала себя на том, что эти, крепкие телом, гибкие и порывистые ребята-суворовцы вызывали у нее материнские чувства…

Ребята проснулись рано. Привычка давала знать. Никто не кричал «подъем», и Глеб, и Димка, проснувшись, наслаждались этими минутами безделья, когда солнце медленно проникало на веранду и совсем не надо было по команде дежурного вскакивать с постели…

Димка сказал:

— Правда, Маша хорошая девчонка?

— Ну, правда. Что дальше?

Димка задумался.

— Как жаль, что нельзя жениться сразу двоим.

Глеб усмехнулся.

— На Маше, что ль?

Димка молчал.

— Между прочим, слыхал про страну Непал? — сказал Глеб. — Горная страна. Там на нескольких братьев полагается одна жена.

— Но мы же не в Непале, — вдруг обидчиво возразил Димка.

— А ты поезжай в Непал.

Молчали. Димка нерешительно спросил:

— О чем сейчас думаешь, Глеб?

Глеб лукаво улыбнулся:

— О том, что надо быть немного гончей, чтобы уметь преследовать цель. Хорошей гончей, Димка, которая не бросает преследуемого зверя, даже если в кровь разбиты ноги. Надо быть немного скаковой лошадью, которая скорее упадет, чем сойдет с дистанции. Еще думаю о том, что надо быть сильным человеком.

Наконец-то встали, умылись. Хозяйка послала Глеба в магазин. Димка тоже примазывался, но она отвергла:

— Нечего тебе там делать!

В магазине-то Глеб и увидел предводителя местных рокеров. Была очередь, и он как ни в чем не бывало, как старого приятеля позвал Глеба:

— Становись впереди меня. Иначе здесь простоишь до обеда!

Как понял Глеб, это было признание и мир. Он встал рядом, и они разговорились.

— Знаешь, а ведь я тоже поступал в суворовское. Не повезло, срезался.

— И зря.

Расстались приятелями. Когда Глеб рассказал о встрече с рокером дома, хозяйка проворчала:

— Вот и ладненько, а то из-за девок-то — позорно.

Еще в суворовском у Глеба было неудовлетворенное желание: пойти на рынок и, купив ведро клубники, наесться до отвала, пока пузо не лопнет! Через рокера Виталика Глеб узнал, да и хозяйка подтвердила, что клубника уродилась и на рынке ее сколько хочешь.

Пришла Маша. Насчет рынка она не возражала.

— Ведра нам мало, — вдруг сказал Димка. — Объедаться, так объедаться.

Дед, которого Глеб перевел через дорогу, ненароком спросил:

— К пиву, что ль?

— Да, это, дедушка, не раки — ягода… Тем более Димка пиво не пьет!

— А еще вояки, — улыбнулся дед.

— Так точно, вояки.

— Вот как оно в жизни. И пиво не пьете… А сердце у вас доброе, золотое, скажу, сердце.

— Это верно. Слыхали, дедушка, про кадетов? Так вот сердца наши суворовские…

Роман Босых подполз к заместителю начальника заставы.

— Товарищ лейтенант, Егора Стародубцева хватануло…

— В голову?

— Да нет, ниже пояса…

— Отправляй его на заставу, — не отрываясь от бинокля, сказал лейтенант Сухомлинов. Его поражало странное затишье… Еще недавно палили из всех видов оружия: пулеметов, минометов и автоматов — и вдруг такое буквально остервенело-тревожное затишье. Лейтенант уже догадывался, что это какая-то тактика. Наверняка придумали «что-то».

Доклад сержанта Босых был как бы «не в жилу». Стародубцев еще раньше вызывал у него раздражение своим настроем: все время рвался быть возле лейтенанта, словно тот всегда в выгодном положении — сюда и пули не летели, здесь и мины не рвались… Чтобы снять с себя это раздражение, Сухомлинов отослал солдата под командование Босых: «пусть понюхает пороха», а то посылали в отряд помочь — так он там засиделся писарем на целых два месяца… Воронок, как его прозвали ребята, не только мог хорошо «вешать лапшу на уши», но и ловко дурить командиров. Солдаты это поняли раньше, чем офицеры, потому, когда речь заходила о Стародубцеве, весело ухмылялись — мол, великий он «сачок».

Может, потому-то Егор Стародубцев и раздражал Сухомлинова. Лейтенант и сам чувствовал в нем сачка, который всегда прежде всего решал свои проблемы…