Евгений Белянкин - Танец любви

У него был такой обиженный вид, что даже химичка Мария Николаевна заметила его расстроенное состояние.

— Суворовец Вербицкий, идите к доске, может быть, у вас поднимется настроение.

— Нет, Мария Николаевна, чужая везуха.

— Что вы сказали, Вербицкий?

— В мире так уж устроено: когда не везет тебе, то везет другому. Одним словом, чужая везуха.

Мария Николаевна покачала головой и, выслушав весьма путаный ответ, поставила четыре.

Майор Шестопал вызвал в канцелярию Глеба Сухомлинова, — Глеб уже догадывался, — как командира отделения Вербицкого.

— Ну что, вице-сержант, — резковато, ковыряя спичкой в зубах, сказал ротный, — опять чудим… Командир отделения должен знать своего подчиненного. Почему вице-сержант Сухомлинов не доложил старшему командиру о том, что суворовец Вербицкий занимается пакостями?

Сухомлинов удивленно, улыбаясь глазами, сказал:

— Товарищ майор, во-первых, я хотел бы знать, кто я — командир отделения или соглядатай?.. Лазить по чужим сумкам, даже, если он твой подчиненный, извините, это по-человечески гадко… А фискалить — тем более. Еще в старые кадетские времена это считалось самой низкой подлостью, и таких кадетов не уважали и презирали потом всю жизнь, когда они становились офицерами.

— Не фискалить, вице-сержант, а докладывать! И что вы мне заладили — кадеты-кадеты! Передо мною суворовцы, а не кадеты…

— В принципе, суворовцы и кадеты — это одно и то же. — Глеб с ненавистью взглянул на ротного. — А суворовец Вербицкий не ребенок, у него усы пробиваются, что говорит, между прочим, товарищ майор, о том, что он не бесполый… У него половое созревание, товарищ майор!

Майор Шестопал даже подпрыгнул на стуле.

— Ха, у него половое созревание! Так что, вице-сержант, может быть, дом терпимости для суворовцев открыть?

Сухомлинов выдержал пристальный, пробирающий до костей взгляд ротного.

— Нет, Сухомлинов! — Ротный откинулся на спинку стула, ухмыльнулся. — Ты — командир отделения и обязан знать, чем дышит твой подчиненный… Иначе из тебя получится плохой командир. Мне же такой отделенный не нужен. На этот раз я тебя не наказываю, но в следующий — накажу на всю катушку. Иди, Сухомлинов, и не забывай, что ты вице-сержант…

От командира роты Глеб вышел огорченный: из чепухи поднять такой сыр-бор! Пацаны взрослеют, неужели нельзя поговорить по-человечески, с юмором, наконец. От всего этого просто пахнет солдафонством!..

Глеб Сухомлинов часто ловил себя на том, что его тянуло на размышления о суворовской жизни.

Он полностью оправдывал Вербицкого. Да и в Вербицком ли дело? Скорее всего — в манере поведения офицеров. Ему думалось, что будь офицером он — многое перекроил бы и перестроил… Пока отношения офицеров и суворовцев строятся по одной методе — сверху вниз, без обратной связи. Многие командиры не чувствуют душевной тонкости взрослеющего человека. Прикрываясь уставом, не желая проникнуть в него глубже, прочитать между строк, они действуют кавалерийским наскоком, в приказном порядке. А если бы шли навстречу друг другу душевные потоки, возбужденные общим пониманием. Если бы командир руководствовался не только положениями устава… Если бы он старался на место суворовца поставить себя, вспомнить и свое детство…

Сухомлинов не так давно открыл для себя слово «волюнтаризм». Узнав его значение, он подумал, что именно в офицерах силен волюнтаризм. Что бы они ни делали, всегда это объясняется уставом. Довод чаще всего один: «С командиром не спорят. Приказ командира — закон». Это широко шагает по училищу и особенно хорошо передается сержантам. А ведь он, Глеб, да и любой суворовец, прекрасно видит, где приказ командира — действительно закон, а где им прикрывается беспомощность, а то и непорядочность.

Нет, вице-сержант Сухомлинов за обратную связь. Если он ее не получил, значит, нет между солдатом и командиром взаимодействия, — тогда нет и уверенности в том, что бой будет выигран.

На последних уроках Глеб только об этом и думал: должно же быть взаимодействие!

Старший вице-сержант Муравьев, спокойный, уравновешенный малый — чистый сангвиник — был во многих взводных делах как бы на отшибе. Он не лез в бутылку, не навязывался, но и не мешал взводу, вызывая недовольство ротного. В последнее время Глеб стал замечать расположение Антона. Он все чаще стремился к разговорам с ним…

— Слушай, Глеб, у тебя на лице чересчур умные мысли. Об уроках так не думают!

Собственно Глебу нравился независимый характер «замка».