Евгений Белянкин - Танец любви

Но с годами пацаны сживались, дружеские и эмоциональные связи крепли, менялись и способы выяснения отношений. Тогда, возможно, и появился третейский суд, суд коллектива. Обычно он избирался из самых авторитетных кадетов, и его решения обжалованию не подлежали. Неподчинение этому суду грозило общим бойкотом. Бойкот порой доходил до того, что обидчик, против которого уже шел весь взвод и вся рота, был вынужден уйти из училища… Не помогали ни полковничьи, ни генеральские погоны пап.

…Приговор кадетского суда для Пашки Скобелева был неожиданным и, возможно, оскорбительным. Суд, куда входили и Карсавин, и Сашка Вербицкий, но никогда не входили сержанты, вынес решение, которое на суворовском языке гласило: «Бить обидчика в морду».

Пашка Скобелев понимал, что это для него значило, но принял испытание мужественно, с иронической улыбкой. Окруженный толпой возбужденных суворовцев он стоял в позе великомученика, готового ради справедливости даже на такое.

— Ну что, Тарасик, не мучай душу, — сказал он, расставив ноги и выпятив грудь вперед.

Тарасик, впрочем, и не собирался мучить его душу. Он сделал несколько шагов вперед, подумал что-то и вдруг резким движением корпуса сильно ударил Пашку. Тот аж покачнулся, почувствовав, как «искры посыпались из глаз». Чего-чего, но такого удара он от Тарасика не ожидал — недаром Парамон-младший в последнее время хвастался силой, поминутно щупая «бицы», которые накачал на спортплощадке.

У Скобелева под глазом обозначился лиловый синяк. Пашка вынул из кармана пятак, может быть, даже и заранее приготовленный, и прилепил его к больному месту. Тараса как ветром сдуло. Пацаны молча и мирно разошлись, удовлетворенные содеянным, и никакого зла на Пашку уже не держали.

Пашка поплелся в умывальник. В таких случаях хорошо помогает холодная вода.

Командир роты майор Шестопал долго и пристально приглядывался к Пашке.

— Скобелев, — сказал он угрюмо, — если ты подрался, то иди прямиком к генералу. Моих сил на тебя уже нет.

— Товарищ майор, вот честное слово, нечаянно наткнулся на шкаф. — Пашка посмотрел на командира роты жалостливо. — Так ведь и без глаза остаться можно. Не верите? Тогда считайте, что я вру.

— А кто подтвердит?

— Да хоть бы Тарас Парамонов.

В таких случаях говорят, что Шестопал встал не с той ноги. Пришел он в роту к подъему и, держа в руках карманные часы, жесткими невыспавшимися глазами щупал, как суворовцы заправляют койки. Ротный был недоволен: в нормативы не уложились, кроме того заправлены постели были небрежно, «абы как». Два раза Шестопал заставлял, раздеваясь, ложиться в постель, и дежурный по роте зычно кричал: «Третья рота — подъем!» Суворовцы, конечно, оживились и заправляли постели более споро и более аккуратно, хотя, если бы Шестопал заставил раздеться и в третий раз — взорвались бы, и неминуемо в роте было бы ЧП. Но предусмотрительный Шестопал лишь выделил несколько человек, с его точки зрения наиболее нерадивых, и приказал дежурному по роте с ними потренироваться, пока остальные заняты на плацу утренней зарядкой.

В число нерадивых попал и Саня Вербицкий, который сразу не понравился ротному своей кислой физиономией.

— У ротного никакого сострадания и милосердия. Буду писать жалобу в ООН. — И Вербицкий, зажмурившись от света, сладко зевнул. — Надоела мне эта «подыманция»…

Дежурный по роте все же заставил его заново заправить постель. Майор Шестопал не поленился и, пройдя по взводам, отругал дежурного за мягкотелость, хотя койки в роте были заправлены точно по ранжиру.

После завтрака, когда взводы готовились разойтись по классам, ротный неожиданно приказал открыть командирские сумки и сам лично с недовольным видом проверил их содержимое.

— Про дипломаты забудьте, не разрешаю, — вдруг сказал он громко.

— А генерал разрешил.

— Кто вам сказал, что генерал разрешил? — строго и внушительно оборвал ротный. — Нет на сегодня такого разрешения…

И тут лицо ротного исказилось такой гримасой, такой брезгливостью, что строй застыл в настороженности. Шестопал вскинул брови, хмыкнул и с широко раскрытыми глазами вытащил из сумки Вербицкого два надорванных пакета с презервативами. Осторожно, брезгливо, кончиками пальцев подержал их в воздухе и под хрустальную тишину так же брезгливо бросил их в сторону на пол. Он будто захлебнулся воздухом.

— Три наряда вне очереди!

Вербицкий стал героем дня. Несмотря на это он переживал: нет, не потому что схлопотал три наряда… Было обидно, что пропадала суббота, та самая суббота, на которую он так рассчитывал.