— На ловца и зверь бежит… Идем ко мне. Новость добрая. Ты едешь в Академию. Ну что, пробило?
Пашка даже оробел.
— Пробило. Да только, товарищ подполковник… Я уже забыл о ней.
— Забыл? Значит, для тебя Абросимов — это так себе… Как все, мол, лапшу вешает?
— Да нет, — смутился Скобелев. — Я, видимо, неправильно выразился.
— Нет, ты выразился правильно. — И Абросимов неодобрительно покачал головой. — Вот она, молодежь современная…
Скобелев собрался быстро. Все офицерские вещи умещались в вещевую сумку. Военный транспортный самолет улетал в Москву через каких-нибудь три-четыре часа. Абросимов напутствовал:
— Торопись. И не смей опоздать на самолет… Это же не просто на самолет!
Комбат тепло пожал ему руку.
— У меня скоро не останется ни одного толкового офицера. Не могу понять, о чем там думает штаб? Эти Абросимовы…
Настрой братьев Парамоновых был иной, чем у комбата.
— Черт побери, везучий ты, Пашка! И не слушай комбата. Он от зависти. А нам так хочется с тобою в Москву. Будто сто лет там не были. Но мы остаемся в горах…
Напоследок по-дружески распили бутылку вина, и Пашка укатил на «Уазике» на военный аэродром.
Летчик, оглядевший Пашку с ног до головы, медленно, заикаясь, сказал:
— Это ты, Скобелев? Залезай…
И Пашка смело вступил на лесенку.
В Москве Пашка Скобелев почему-то сразу поехал к Карсавину. Долго ждал у дверей. Наконец раздался спокойно-вялый голос:
— Кто там?
— Пашка Скобелев из Таджикистана.
С Карсавиным обнялись. Серега провел его в зал.
— Познакомься, — сказал он. — Это Анфиса… Кажется, ее фамилия Рублева. Ты, случаем, не помнишь ее по суворовскому?
— Как же, вроде помню, — заключил Пашка и обнял Анфису.
Та, сузив глазки, восторженно смотрела на Пашку, который рассказывал, по какому случаю он оказался здесь.
— В «Обществе холостяков» прибавка, — радостно заорал Карсавин. — А вот Анфиса предрекает нам полный развал, что мы все переженимся и перессоримся.
— Это неправда, — заметил Пашка. — А как же суворовское братство?
— Анфиса, а как же суворовское братство? — И Карсавин сладко поцеловал Рублеву.
Та лишь ухмыльнулась.
— Это иллюзии глупых мальчишек. Потом жизнь все ставит на свои места. От законов природы уйти невозможно. Об этом еще говорил Фрейд.
— Мечников об этом сказал раньше, — заметил Карсавин. — А Фрейд лишь добавил… — И обнял Пашку. — Видал, в лице Анфисы против нас работает дьявол.
Впервые горячим точкам делали исключение. Об этом на первой встрече заговорил сам начальник Академии.
Генерал-полковник предупреждал:
— Лентяям и бездарным здесь делать нечего!
После первых консультаций Скобелев поехал к Вербицкому. Как-никак журналист, может быть, поможет по сочинению.
Вербицкий писал какую-то статью. Отбросив листочки и выключив приемник, пожаловался:
— Ничего не лезет в голову. Какая-то безбрежная пустота… Давай лучше займемся сочинением.
Он с ходу дал тему, и Скобелев, ошарашенный потоком его умных слов, взмолился:
— Ты мне столько наговорил, что я совершенно не знаю, что писать. Ну, Пушкин… Слыхал я о нем, а что дальше-то?
Вербицкий горестно развел руками.
— Солдафон. Дальше надо писать сочинение.
Скобелев пожевал губами и, изрядно потея, задвигал ручкой…
Тем временем Вербицкий пошел на кухню.
— Понимаешь, жена ничего не приготовила. Как вскочила с постели, так и убежала… А я с утра хожу голодный. Возможно, потому и не пишется?
Пашка молча сопел над сочинением.
Эти дни безжалостно терзали Пашку Скобелева. Он отрывал листочки календаря и думал: «Пашка, каким ветром тебя занесло… Не лучше ли гоняться за бандитами в горах?»
Не так уж много прошло времени после окончания суворовского. Но Пашка чувствовал, что он во многом «разгрузился». И потому ходил какой-то нервозный.
— Тебе нужна девка, — говорил Мишка Горлов, который сумел сам разыскать Пашку, — надо снять стресс…
Но Пашка девки не хотел, потому стресс снимали бутылкой. Вскоре, словно упал с неба, появился Макар Лоза. Грузный, мужиковатый, он крепко обнял Пашку.
— Все дело в том, Пашель, что родился не под тем созвездием. Ну кто ты? Лев, тигр? Или какая-нибудь серая мышка… Вот я — бык…
— Это видно сразу по твоей бычьей физиономии, — съязвил Горлов. — Сиди и помалкивай.
— Молчать не могу. Выгоняют из Москвы. На юг в Чечню. Обидно, а вдруг там нет качалки?
На Скобелева друзья-кадеты действовали размагничивающе. А день экзамена надвигался неумолимо…
Читать дальше