Михал Хороманьский - Певец тропических островов

Автор (адвокат Гроссенберг) с присущей ему скрупулезностью собирателя сплетен, вернувшись домой, записал нижеследующий рассказ редактора, хотя на первый взгляд рассказ этот ни к чему отношения не имел. Однако нечто любопытное в нем было, и адвокату стало жаль от него отказываться.

— Мне тут тоже кое-что припомнилось, — не без бахвальства воскликнул морщинистый редактор. — Вам следует знать, что по происхождению я австрияк, у моих дражайших родителей было под Краковом именьице. — (Обе сестры кивнули.) — Ну и в школьные годы я каждое лето проводил в деревне — разумеется, еще при жизни блаженной памяти его величества Франца Иосифа! Одно лето выдалось такое жаркое, что я все время спал на веранде. Комары там кусались немилосердно!

Так вот, однажды ночью пятнадцатилетний Стась (Трумфа звали Станислав) проснулся, жестоко искусанный комарами. Собирался дождь, и от комариного жужжания на веранде аж звон стоял. Мальчик, в своей длинной ночной рубашке, встал и, подхватив подушку, уже направился было в спальню, как вдруг услышал стук засова и отдаленный скрип двери. В какой-нибудь полусотне шагов от веранды находилась крайняя в деревне хата, принадлежавшая крестьянину по фамилии Гдула. Сверкнула молния, и в ее зеленом свете Стась увидел, что дверь хаты распахнулась — и на пороге показалась фигура соседа, босого, в одном исподнем. Была середина ночи — слишком рано, чтоб вставать к корове, однако Гдулу, в конце концов, тоже могли заесть комары, и в его появлении во дворе не было ничего удивительного. Если бы… если бы не одна деталь, которая смышленому Стаею сразу бросилась в глаза. Дело в том, что в руке мужик держал совсем уж не подходящий к данной обстановке предмет. "Чего это он, малярничать собрался?" — удивился Стась и протер глаза.

Опять сверкнула беззвучная молния, залив хату зеленым пламенем. Гдула был виден как днем. Он, точно вор, озирался по сторонам, а в руке держал… большую малярную кисть! Стась снова протер глаза. Свет померк, только комары продолжали жужжать. Мальчик босиком подошел к перилам веранды. Белеющая невдалеке хата была единственным светлым пятном в грозовой тьме.

Что он там делает с этой кистью?" — подумал Стась. В эту минуту опять сверкнуло, и при свете молнии мальчик увидел Гдулу, стоявшего уже возле угла своей хаты и малюющего на стене (вероятно, смолой) здоровенную черную букву "А". И тут же хлынул дождь.

Назавтра снедаемый любопытством Стась стал приставать к родителям: что делал мужик возле хаты, папа? зачем нарисовал букву "А", мама? почему вел себя как вор? Ученик пятого класса гимназии, он с малых лет относился к миру взрослых с недоверием, а еще организм его обладал своеобразной чувствительностью: от неудовлетворенного любопытства юный Стась покрывался сыпью вроде крапивницы. Сейчас же он почувствовал, что прикоснулся к какой-то захватывающей тайне, и его разбирало желание узнать, в чем она заключалась. Однако мир взрослых состоит не из одних только мошенников, в нем предостаточно растяп. Родители Стася, например, — как ни грустно об этом вспоминать — позволяли водить себя за нос кому попало и, разумеется, не поверили словам сына. Его просто-напросто отругали. На букву "А" им было наплевать. Гдула наверняка был пьян, и только.

Стася, однако, эта загадка не перестала волновать, а когда в тот же день он собственными глазами увидел как бы повторение таинственной ночной истории, крапивница покрыла все тело, и оно горело огнем. А дело было так. Стась с маменькой поехали на бричке в соседние Смрековицы, где пани Трумф-Дукевич намеревалась заказать у старого богобоязненного бондаря бочку для соления огурцов. Перед хатой бондаря росли невзрачные деревенские цветочки, листовой кервель и укроп. Стояла даже скамейка под окном, на которую Сташек собрался было присесть в ожидании маменьки, и вдруг его бегающие по сторонам глазки наткнулись на что-то черное, намалеванное на голубоватой стене хаты возле самого угла. "Опять буква "А", мама! — взволнованно закричал он. — Поди скорей сюда!.." И действительно: прямо рядом со ставней крайнего оконца чернела огромная буква "А", намалеванная, видно, уже давно, так как смола засохла, потрескалась и была припорошена пылью. И странное дело: росший возле хаты куст дикой сирени с одного боку целиком был обломан и обстрижен, будто специально для того, чтобы своей листвой не заслонять стену. Поэтому всякий прохожий, идущий по дороге мимо хаты бондаря, должен был букву "А" заметить — если, конечно, приемах-ривался к деревенским халупам. Только даже если и замечал — что с того? Стоило ли вообще обращать внимание на подобные пустяки? Да и что, собственно, означает такая буква "А"? Просто кто-то трижды мазнул кистью — провел две косые черты, соединив их третьей, поперечной. "Вечно ты мне морочишь голову", — отчитала Сташека пани Трумф-Дукевич, выйдя от бондаря. Она даже взглянуть на стену отказалась. Потянула сына за рукав, они сели в бричку и уехали.