Михал Хороманьский - Певец тропических островов

Майорша оглянулась через плечо и даже покосилась на бронзового Шопена. Тот сидел к ним в профиль под склонившейся от порыва ветра ивой, словно вслушиваясь во что-то прекрасное. Но майорша даже Шопену не могла доверить свои секреты. Она ни за что не хотела посвящать его в семейные неприятности, хотя бы потому, что они "неожиданной стороной" — так она выразилась — коснулись их гнездышка в Ченстохове. Вследствие чего она чувствует себя ужасно постаревшей и уже никому, никому не верит. Ягуся понизила голос. Дело даже не в том, господин адвокат, что теперь свекор вынужден будет прекратить посылать им — и не на один месяц — денежные переводы, которые составляли весьма ощутимую дотацию к их семейному бюджету и позволяли Ягусе регулярно посещать портниху и модистку, — нет, дело не в этом, хотя и это очень прискорбно. Гораздо хуже то — тут майорша опять недоверчиво глянула на Шопена, гораздо хуже то, что майор, ее муж, пришел к просто поразительному заключению. Какому? А вот послушайте.

По мнению ее мужа и в соответствии с тем, что он краем уха слыхал о подобных вещах, налоговое управление никогда ни к кому особенно не придирается без политических мотивов. Адвокат посмотрел на майоршу уже с большим интересом и утвердительно кивнул. Из-под голубого гусарского кивера сверкнули глазки, озабоченный взгляд которых сегодня почему-то не вызывал у него привычной улыбки. Ягуся на этот раз показалась адвокату старше своих двадцати с небольшим весен.

— Так что же предполагает ваш муж? — спросил он.

— Предполагает?.. Он не просто предполагает, он… начал верить в духов, в спиритизм!.. Разумеется, не буквально, над подобной чепухой он только смеется, нет, скорее в переносном смысле… во всей этой свистопляске с налогами, закрутившейся вокруг его бедного отца, он усматривает влияние одной покойницы и одной, казалось бы, погребенной вместе с нею истории… пани Вахицкой… — Ягуся, словно в поисках целительного снадобья, открыла сумочку, которая была тоже голубая и большая, а по форме напоминала ранец, и вытащила из нее сигареты. Пальцы ее судорожно подрагивали; нервно затянувшись, она выпустила из легких целое облако дыма. — Мой муж подозревает, что "налоговый" удар ножом, направленный soi-disant в грудь свекра, на самом деле не старику предназначался, — заявила она, ища сквозь дым взгляд адвоката. — Этот нож вонзили ему, моему Кубусю, сзади между лопаток, и очень ощутимо! Voila! [83] Вот? ( франц .)

Переубедить Ягусю не было никакой возможности, она стояла на своем: Вахицкая и Вахицкая. Во всем бедняжке мерещилась безумная старуха. Ее тень затрепетала на скамейке между майоршей и адвокатом; Ягусино личико сделалось еще более напряженным, круглая бровь перестала игриво подергиваться, более того — вскоре Гроссенберг почувствовал, что и к нему майорша относится с некоторой настороженностью и вообще насчет его особы ей не все ясно. Короче говоря, прощаясь с ним, она сказала не au revoir, a adieu — "прощайте" вместо "до свиданья".

И действительно: связь между ними полностью оборвалась, и лишь год спустя до автора дошли слухи, что ченстоховский майор несколько переусердствовал в своем увлечении, в своем оригинальном хобби. То, что он якобы любил захаживать на чердаки, где в свое время были вынуты из петли разные бедолаги, или мог подолгу сидеть под деревом в чужом загородном садике, завороженно глядя на нижнюю ветку, где в одном месте кора была содрана веревкой, на которой недавно болталось чье-то тело, — эти и им подобные слабости коллекционера не выходили, так сказать, за пределы нормы; они были привычной составной частью, если не украшением, его — во всех отношениях трудового — дня, заполненного стрельбой холостыми зарядами или возней с надорванными сухожилиями артиллерийского мерина. Мало ли забот у кадрового офицера, майора 7-го полка? Он имел полное право под вечер расслабиться: объявить малый шлем или полистать любимый альбом, в котором вместо марок были наклеены газетные вырезки, а кое-где даже обрывки веревок.

Но однажды, ни с того ни с сего, что-то подтолкнуло майора — видно, внутренне созревшего для принятия каких-то решений — выйти за пределы круга обычных интересов, и тут его хобби, так сказать, было воплощено в жизнь. В то время у Ласиборских гостил не то племянник, не то кузен — студент, изучавший ботанику в варшавском университете, — который впоследствии поделился своими переживаниями со знакомыми адвоката. Был прекрасный летний день. Майор, вздремнув после обеда на диване в своем кабинете, предложил кузену — что отнюдь не входило в его привычки — поехать покататься за город. Пани Ягуси дома не было — она отправилась за покупками. Ласиборский вызвал по телефону служебную машину — неуклюжий тяжеловесный автомобиль защитного цвета, который спустя четверть часа подкатил к парадной двери. За рулем сидел солдат-артиллерист, пушкарь с двумя нашивками на рукаве и огненно-рыжими усами.