Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Были смельчаки, пытавшиеся завладеть этим Красным знаменем, однако все их устремления оканчивались неудачами. Никто пока не смог не только опередить, по даже приблизиться к знаменитым бетонщицам. Сто восемьдесят кубометров за смену — такого еще никому не удавалось. Все бригады строительства держались на почтительном расстоянии, укладывая лишь по сто сорок — сто пятьдесят кубометров. И вот появилась новая, никому доселе не известная бригада Агриппины Синенупенко. Сто семьдесят кубов! Это уже было близко, совсем рядом с достижениями прославленных стахановок. И надо было без промедления поддержать и закрепить успех никому еще не известных бетонщиц. Этим и занялась Вика Лядова.

Сегодня у них произошел такой разговор.

Лядова.Сколько вчера уложили, девочки?

Синепупенко. Сто семьдесят.

Лядова.Молодцы! Так держать. Вы уже Ковшову подпираете!

Кто-то из бригады. Куда нам!

Еще кто-то.Мы пока помаленьку!

Лядова.Вызывайте Лену на соревнование.

Синепупенко. Тю на тебя! Как же можно! Она ж такая знаменитая! С ней сам начальник строительства товарищ Локтев за руку здоровается, не сойти мне с этого места, если вру.

Лядова.Ну и что же? У вас теперь почти одинаковые показатели. Серьезно подумайте. Есть все основания отобрать у нее знамя.

Кто-то из бригады. И отберем. Нам бы только бетону побольше да простоев поменьше!

Лядова.Это общая беда. Бетонный завод не успевает. Ковшова тоже иногда простаивает. Думайте, девочки!

И вот в общежитии шел такой разговор:

— А что в самом деле, возьмем и отберем у нее знамя.

— И верно, девчата.

— Прыткие какие: отберем! Она с этим знаменем, может, век не расстанется.

— Будто никто из нас не соревновался с ней. Не вышло же. Если б так просто — давно бы отобрали.

— А возьмем и отберем. Вчера сто семьдесят кубов, сегодня сто семьдесят. Что, нас на сто восемьдесят не хватит?..

— И верно, зачем мы сюда приехали? Зачем? А так и с подсобного хозяйства нечего было вертаться.

Тут-то Гапуся и захлопнула Дусино "Дамское счастье".

— А что, читать уже запрещено? — обиженно спросила Дуся.

— Поставим вопрос, чтоб все поровну, как ей, так и нам. Бетон поровну, опалубку вовремя…

Дуся, отложив книгу, прислушалась к гомону. Известно, что делать свое дело и в то же время вести серьезную непринужденную беседу может далеко не всякий. Такое совмещение получается лишь у искусных мастериц. А девочки из Гапусиной бригады как раз и были такими мастерицами, что только держись! Они и чай пить, и гладью вышивать или стирать — на все были горазды. На разговоры тоже.

И вот Дуся Огольцова, вслушавшись и вникнув в беседу подруг, поняв, наконец, смысл этой беседы, куда все клонится, поднялась с табуретки и воскликнула:

— От-бе-рем! Еще как отберем! И напишем такие слова: "И звонкой песнею пускай прославятся среди героев наши имена!"

— Совсем ошалела! — сказала Людмила Белослюдова, занимавшаяся рукоделием, с ласковым любопытством, не поднимая, однако, головы от вышивания, исподлобья поглядев на Дусю.

У всех девчат, у кого на Кубани, у кого на Урале, а у кого и не так далеко, были близкие и родные: мамы, братишки, бабушки, а у Люды Белослюдовой на фронте был даже настоящий жених. И он писал ей нежные письма, которые читали всей бригадой, и Люда все время очень переживала за него, и девушки тоже сердечно переживали вместе с ней, а когда от жениха долго не было весточек, их охватывали дурные предчувствия, и они начинали ухаживать за Людой, словно за больной, предупреждая все ее желания.

В бригаде была еще одна Дуся, но та была степенна, добродушна, рассудительна, высказывалась лишь в крайних случаях, не то что Дуська Огольцова. Фамилия у второй Дуси была Овчаренко, и вообще ей больше шло имя Евдокия. Так ее и звали.

Еще в бригаде были Маша Прошина, Саша Пустовойтенко, Аня Зайцева и Настя Ужвий. Настя и Саша приехали из-под города Николаева, Аня из-под Камышина на Волге, а Маша Прошина, как уже известно, из Сибири.

Все они, в том числе и Евдокия Овчаренко, были под стать своей бригадирше: плотные, здоровые, любящие поработать и довольно красивые. Не такие, конечно, красавицы, какою была сама Гапуся Синепупенко, но все же у каждой была своя прелесть, свое очарование, так что многие хлопчики со стройки не прочь были познакомиться с ними и дружить. Да и как было не заглядеться на них, даже на маленькую Дуську Огольцову, тоже, разумеется, по-своему красивую, хотя и свободно смахивающую на мальчишку; как было на них не заглядеться, когда у одной брови вразлет, у другой — коса русая до пояса в руку толщиной, у третьей… Ах, да разве можно перечислить тут все прелести девичьего очарования! Вот взять, к примеру, Люду Белослюдову. Она и вовсе кажется некрасивою, но стоит ей улыбнуть-ся, и милее этой девушки, думаешь ты в ту минуту, нет никого на всем белом свете. Разве что опять одна Гапуся Синепупенко…