Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

— Согласен, — без промедления ответил Федька.

— Я так и думал, что не ошибся в тебе. Слушай меня внимательно: немцы, занимая нашу территорию, создают из разного отребья, изменников и предателей полицейские команды. Ты останешься здесь, придешь к немцам и предложишь свои услуги. И попросишься к себе в село. Нам в Каменке как раз нужен свой человек.

— А шо робить?

— Что тебе делать, узнаешь потом, когда войдешь к ним в доверие. Одним словом, когда надо будет, мы сами к тебе придем. Придет человек и скажет, что делать.

— Кто ж то будет?

— Скорей всего, я.

— А вас они, случаем, не схватят?

— А это уж не твоя забота, Федя. Ты свое дело исполняй, я свое буду исполнять. А может статься, что к тебе придет кто-нибудь и другой. Запомни слова, с какими он придет к тебе: "Вам кланяется дядька Микола". Понял? Самые простые слова, и ничего больше. Но на селе ты стань на виду, чтоб ни немцы, ни кто другой ни в чем тебя не смогли заподозрить.

Вот так комсомолец Федор Сковорода, восемнадцати лет от роду, стал полицаем в своем родном селе Каменке, пособником немецко-фашистских захватчиков. Шли недели, месяцы, а никто к нему с тем заветным приветом от дядьки Миколы не обращался. В округе все сильнее и сильнее разгоралась партизанская и подпольная борьба, а Федька Сковорода оставался не у дел и терпеливо ждал своего часа. Зимою сорок второго года стало в Каменке известно, что в райцентре схвачен и расстрелян один из руководителей районного подполья Николай Власович Тарасов, тот самый дядька Микола, от которого с таким нетерпением ждал привета Федька Сковорода. Но он и тут не пал духом и продолжал дожидаться связного от подпольщиков. А время бежало, но к нему никто с теми драгоценными для него словами не приходил.

Полную нелепость своего положения он понял, когда пустился из родного села вдогонку за немцами. И чем дальше уходил с ними на запад, тем понятнее и яснее становилось ему, в какую дикую трясину занесла его судьба. Он спалил все свои полицейские документы, три дня просидел на бахче у старого глухого деда и покинул пропахший прелым листом, сеном, кулешом да тютюном дедов курень, лишь когда пришли советские солдаты.

Но домой он не вернулся. В родную Каменку дорога была заказана, он понимал, что может произойти, если явится к селянам, и поступил на железную дорогу рабочим-ремонтником, предъявив в отделе кадров старую, довоенную мятую справку, выданную районной школой механизаторов. Этой справки по тем суматошным, беспорядочным временам вполне хватило для поступления в ремонтную бригаду. Все спасение его теперь заключалось в том, чтобы лучше работать, и Федька лупил молотком по костылям изо всех сил. Его скоро отметили в приказе, но тут на узловой станции, где остановился их ремонтный поезд, повстречался Федьке односельчанин; ехал из госпиталя на фронт; очень Федьке обрадовался, стал расспрашивать про родичей, про соседей, кто жив, кто где, но Федьку эта встреча перепугала до смерти. Расставшись с земляком, он вновь почувствовал всю неустойчивость и шаткость своего положения и начал уж было подумывать о том, что не лучше ли ему пойти куда следует и рассказать все, как было и как он попал в полицаи. Но кто мог подтвердить его слова? Николай Власович погиб. А ведь Федька ту же Гапку Синепупенчиху предупредил об угоне в Германию, а одного красноармейца… Да разве найдешь того красноармейца, которого неделю спустя после прихода немцев на левобережье Федька повстречал в дальней балке, вовсе отощавшего, с потертыми ногами, накормил, дал краюху хлеба и вывел ночью на верную дорогу? Пробрался ль тот солдат к своим? Вот бы теперь повстречать его! Замолвил бы солдат за Федьку доброе слово. Но никто про ту историю, кроме их двоих, опять же не ведал, свидетелей не было, и идти с признаниями было страшно. Как все обернется, поверят ли, не поверят — бабушка надвое сказала, а пока он на свободе и даже в приказе отмечен как стахановец. Но вдруг земляк напишет в Каменку письмо, упомянет о встрече? Подадут селяне запрос на железную дорогу, и капут Сковороде. В то время, к счастью его, объявили набор на восстановление ГЭС. Федька оказался в числе первых, получил документы, стахановскую характеристику, выписку из приказа о благодарности и вновь затерялся в людской сумятице.

Вику Лядову он увидел в первый же день ее появления на заводе, когда она ходила по цехам в сопровождении самого директора Евгена Кузьмича Поливоды.

— Здравствуйте, товарищ директор! — радостно крикнул Федька, лишь только грузный Евген Кузьмич ступил на шаткие подмостья и они даже болезненно скрипнули под ним.