Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

— Пойдемте, Виктория, пойдемте. Время не терпит, — легонько коснувшись ее руки, сказал Евген Кузьмич.

Завод, как и все на гидрострое, был разрушен. Многие здания цехов стояли с обгорелыми стропилами, покореженными балками, закопченными проемами окон и дверей. А некоторые помещения уже были восстановлены, отремонтированы, стекла в их окнах чисты, свежие тесовые двери и ворота покрашены где охрой, где суриком, где берлинской лазурью — куда чего хватило.

Отремонтированные цехи гудели и гремели. В них уже шло изготовление металлоконструкций для плотины и шлюзов.

— Когда мы полностью введем в строй наш завод, то будем иметь огромный удельный вес на гидрострое, — говорил Евген Кузьмич, шагая по двору. — Наших металлоконструкций потребуется неисчислимое количество, и их будут создавать вот здесь. — Он остановился и топнул ногой, словно собираясь пуститься в пляс. — А без металлоконструкций ни плотины, ни шлюзов, ни машинного зала не построишь ни за какие гроши, хоть весь белый свет переверни для этого вверх ногами. Вот какое мы с вами, Виктория, имеем значение. Поэтому нас с вами так и торопят с восстановлением. Скорее, скорее, черт бы нас побрал совсем, поворачивайся, Евген Поливода. — Он вытер огромным, как полотенце, носовым платком шею и лоб, обильно покрывшиеся потом, вытянув за уголок это полотенце из кармана обширных молескиновых шаровар, заправленных в стоптанные солдатские сапоги. — Молодежи у нас полно, — продолжал он рассказывать, — хоть пруд пруди. Весь завод, можно сказать, молодежный. И восстанавливает цеха молодежь, и за станками, прессами, штампами, горнами-наковальнями тоже стоит молодежь. А дальше так еще швыдче пойдет, помяните мое слово, Виктория, не вру, ибо врать не приучен с малолетства, еще мать за вранье била, не щадя своих сил.

За таким разговором Вика и не заметила, как они обошли все цехи. И уже действующие, и восстанавливаемые. И всюду было много молодежи. И Вике теперь предстояло организовать из этих, вовсе не знакомых ей ребят и девчат комсомольскую ячейку. Ну, хотя бы пока не сразу из всех. Хотя бы из какой-то небольшой части. Передовой части молодежи. Но разве она знает, где эта часть. Как допытаться, кто из них передовой, а кто отсталый, кого надо немедленно вовлекать в комсомол, а кого и на пушечный выстрел не подпускать, пока не исправится? А то создаст такую ячейку, что все за головы начнут хвататься от ужаса и изумления.

Ребята-девчата, ребята-девчата… Справа, слева, сзади, спереди, куда ни погляди — всюду молодежь. Рыжие, русые, смуглые, голубоглазые, черноокие, рослые и худенькие, кто дерзко, а кто смущенно глядящие на могучего директора мехзавода Евгена Кузьмича и шагающую следом за ним со строгим выражением на лице девчонку. А кто из них окажется ей другом-приятелем? Надо же, послали создавать комсомольскую организацию, а она самыми мизерными, туманными и приблизительными сведениями ни о правилах, ни о методах приема в комсомол не располагает.

— Так вот, Виктория, мы с вами все осмотрели, механический цех, литейный, кузнечный, сборочный и так далее и тому подобное, — сказал Евген Кузьмич, остановись как раз на той самой левобережной крутизне, откуда и начали они свое путешествие и с которой отличнейшим образом были видны плотина и далекие заречные степные дали. Из кармана шаровар было вновь вытащено носовое полотенце, и Евген Кузьмич, отдуваясь, устало принялся протирать и промакивать им свой затылок, лоб и даже щеки.

— А где вы остановились на жительство, разрешите полюбопытствовать? — спросил он как бы невзначай.

— Нигде, — сказала Вика. — Я же прямо с поезда. Но надо где-то, конечно, устроиться, хотя сегодня, наверное, уже поздно, правда? Быть может, я перекочую где-нибудь в конторе, если вы позволите?

Он, казалось, не расслышал ее вопроса и, заложив руки за спину, щурясь, глядел на раскинувшуюся внизу, по берегам реки и поперек ее, панораму строительства.

Помолчали. Потом, когда Вика, выжидательно глядевшая на Евгена Кузьмича, хотела было вновь повторить свой вопрос, он, не оборачиваясь, предупредил ее:

— Нет, дорогая Виктория, этого делать не разрешу, поскольку столы в канцеляриях существуют для того, чтобы на них писали, выводили всякие дебеты-кредиты, а не для спанья. Сегодня вы переночуете у меня, так и быть, бог с вами, а завтра я устрою вас в общежитие. Теперь же я позволю себе оставить вас на просторе, так сказать, на некоторое время и заняться делами. Приглядывайтесь. Перед концом работы увидимся. Зайдете ко мне.