Леонид Огневский - На другой день

— Слышим!

— И так слышим, что говорит.

И Людмила продолжала ставить вопросы: где, как, почему? Напомнила директору и о двух резолюциях, и о приписках в телеграммах министерству. А когда она, стройная и красивая, с подчеркнутой независимостью пошла между рядами стульев в глубь зала, ей дружно захлопали. Даже Подольский, подавив смущение и неловкость, приподнял над ладонью ладонь.

— И он, он, — шепнула Людмиле сидевшая с краю Филипповна.

— Пусть!

Павел Иванович ожидал, что в заключительном слове директор не признает критику правильной, начнет оправдываться и наговорит кучу глупостей. Ничего подобного не произошло. Оставив на столе все свои записи, директор вышел на трибуну и произнес такую бичующую себя речь и закончил ее такими зажигательными словами, что в зале опять вспыхнули аплодисменты. Не каждый же мог понять, что это маневр.

Дружинин не сомневался в этом. Он стоял, опершись руками о стол, и наблюдал, как люди, разворотив ряды стульев, потоком устремлялись к выходу. Протискивался бочком старик Кучеренко. Собирался выступить, да так и не попросил слова. Бок о бок с какой-то пожилой женщиной прошла Людмила. Молодец она сегодня, вообще молодец! Кто шутил, кто перекликался с товарищем, кто спорил с рядом идущим — не наговорились за четыре часа…

Сзади, шумно дыша, подошел Подольский. Павел Иванович по дыханию определил, что это он.

— Я доволен, что вам, как председательствующему, удалось вызвать небывалую активность, — хрипловато проговорил тот. — Но признайтесь, вы допустили излишнее разжигание страстей.

Это походило на правду, и Дружинин не возразил.

— Ну что это: директор не сделал одно, директор упустил или прошляпил другое! Во всем повинен Подольский?

— На собрании упоминалось не только "директор", но и "дирекция", "руководящий состав".

— Ну к чему эта резкость: где, как, почему? Тем более на многолюдном собрании. И хотя бы говорил опытный работник, а то — едва прикоснувшаяся к практическому делу женщина.

— Но вы же признали критику правильной. Не опровергли вы и замечаний Баскаковой.

— Да, но… — на мгновение замялся Подольский, роясь в карманах. — Но у Подольского есть и неоспоримые плюсы. Он работает, он нажимает на все рычаги, выполняет и перевыполняет план.

— Один? — в упор посмотрел на него Дружинин.

— Не один… с другими… Но они же обвинили меня чуть ли ни в умышленных антигосударственных действиях! Будто я в личных интересах практикую или, как говорилось, узакониваю, ту же штурмовщину.

— И не в государственных!

— Может быть, может быть, — с каким-то скрежетом в голосе повторил Подольский, спускаясь по лестнице с клубной сцены. — Может быть, я что-нибудь недоучел.

Теперь они понимали оба, что стали врагами.

После актива, как и попервоначалу, Подольский развил бешеную деятельность и уже к концу следующего месяца выкарабкался почти из всех бед: и кривая плана стрельнула вверх, к ста трем процентам, и ассортимент вошел в норму, и деньги появились на расчетном счете. Правда, многим помогли заводу абросимовцы, научились сами и научили других гасить вибрацию, у скоростников на нет сошел брак. Но и токари-скоростники были под началом Подольского!

Осенью заводская многотиражка в каждом номере печатала сводку работы цехов. Впереди шел первый механический Абросимова. Вернувшись из банка в бухгалтерию, Людмила развернула лежавшую на столе газету и с удовольствием подчеркнула красным карандашом несколько итоговых цифр в очередной сводке. Ниже стояло "вместо фельетона", она принялась читать эту статью. Пробежала глазами по двум коротким колонкам и схватилась за голову. Веселая вдова! Ее, Людмилу, называют веселой вдовой!..

Она понимала, что правда в статье есть, был такой случай, она задержала зарплату рабочим транспортного цеха. Начальник транспорта Пацюк звонил по телефону и спрашивал, будут ли деньги, она ответила ему — нет. Но он пришел в бухгалтерию и стал убеждать ее, что деньги народу крайне нужны, тем более перед выходным днем, в выходной день люди запасаются продуктами… "Да нет же, понимаете, нет!" — остановила назойливого человека Людмила и продолжала разговаривать с Петей Соловьевым, тот получил отпускные и собирался на целый месяц в тайгу. "А жениться. Петя, не собираешься? Ведь пора". "Погожу, — густо покраснел Соловьев. — Не к спеху". — "Верочку Свешникову подождешь?" — "У-гу". — "А вдруг она найдет себе по сердцу в Москве, — засмеялась Людмила. — Не боишься?"