Регина Эзера - Их было три

Он сердито крикнул на Ингу:

— Борозду-у!

Голос заглох в густом тумане. Не было ни малейшего отголоска. Молчал и лес, усугубляя одиночество человека.

«Чем всё это кончится?» — спрашивал он себя и не находил ответа.

Сейчас, когда не было тёплой, волнующей близости Илмы, сказанные ею слова казались слишком жестокими и даже безжалостными. Когда-то она так же жестоко оказала Симанису: «Выбирай — твои дети или я». После этого Айна с обоими сыновьями ушла в соседний колхоз. Теперь Илма сказала: «Твоя мать или я».

Симанис чувствовал себя как на вершине ледяной горы, он понимал, что скользит всё ниже и ниже, но не в силах был остановиться и презирал себя за это.

Однажды, казалось, сами обстоятельства сложились благоприятно — это когда из леса вернулся домой муж Илмы Фрицис. Но и после этого, несмотря на всю решимость Симаниса, достаточно было одного слова Илмы…

«Мы не сошлись характерами», — так Айна и он отвечали на вопросы окружающих. До воины им это и в голову не приходило. Наоборот, они дивились тому, как это им повезло, что они среди ярмарочной житейской сутолоки сумели найти друг друга.

Потом началась война, и гитлеровцы оккупировали Латвию. Симанис был лесником большого участка; по свежепротоптанным тропинкам там ходили люди, головы которых были оценены немецким командованием в крупную сумму. У него было только два выхода — или предать партизан, или стать их помощником. А предателем он, Симанис, не хотел быть…

Его арестовали без доказательств, больше по подозрению и ещё для того, чтобы вместо него устроить лесником человека, верного «новому порядку». Симаниса не расстреляли, но, продержав несколько дней в вонючем, покрытом слизью погребе, отправили на медленную смерть — в концлагерь. Долгие месяцы он томился в Саласпилсском лагере, затем в лагерях Германии. Везде было одно и то же — полусгнившие нары, виселица посреди лагеря, суп из капусты на воде, мучительный, непосильный труд и побои. На рассвете бараки частенько навещала та, что с косой…

Симанис оказался счастливее многих — он уцелел и вернулся. Разыскал Айну. Узнал, что у него есть сын Эдгар. Он радовался, глядя на здорового светловолосого мальчугана, и счастье казалось ему полным Симанису предложили место лесника в Нориешах, и семья переселилась в двухкомнатный домик на опушке леса, вблизи дерумской дороги.

Но тут неизвестно откуда поползли слухи, что Эдгар совсем не сын Симаниса, а прижит от кого-то другого; досужие сплетники даже называли имя и фамилию. Симанис, мучаясь подозрениями, стал сопоставлять даты, но так и не разобрался. Не помогли ни слёзы Айны, ни уговоры матери. Былую нежность сменила смертельная обида. Он вызывал в памяти все перенесённые в концлагерях ужасы — и противопоставлял этому жизнь Айны в то время. Он с болезненным любопытством рассматривал мальчика, стараясь найти в его лице опровержение или окончательное подтверждение своим подозрениям. Но Эдгар смотрел на него ясными синими глазами, улыбчиво морща курносый, похожий на пуговку носишко. Лишь к восьми годам Эдгар вдруг преобразился, словно вылупился из кокона. Глядя тогда на Эдгара, Симанис частенько ломал голову над тем — где и когда он уже видел такого мальчика. И, наконец, сообразил — на единственной своей детской фотографии…

Но было уже слишком поздно. Упрёки, подозрения, ссоры и оскорбления сделали своё дело. Мать Симаниса ещё пыталась спасти положение. И только сам Симанис знал, насколько это бесполезно.

В лесу продолжительное время работала Илма из Межакактов, моложавая, хотя лет ей было немало. Мужа у неё не было. Говорили, что Фрицис Бушманис прячется где-то в лесах, но Симанису тогда это было безразлично.

Фрицис возвратился только после амнистии. В Межакакты пришёл сильно поседевший и какой-то помятый человек. Кто не знал его прежде, мог подумать, что это отец Илмы… Но Илма тогда же сказала Симанису: «У меня есть муж, у тебя — жена, останемся в своих семьях!»

Симанис старался, чтобы жизнь с Айной была терпимой — не больше, но однажды, словно прозрев, понял, как глубоко виноват перед ней. Он постарался всё исправить. Айна неожиданно оттаяла и расцвела поздней женской красотой. У них родился второй сын — Ивар, и они всем сердцем надеялись, что мальчуган станет крепкой, неразрывной связью между ними.

Но умер Фрицис, и Симанис почувствовал, как сильно, против его воли, забилось сердце. Через несколько недель он встретил Илму, она неподалёку от проезжей дороги складывала в кучи хворост. Увидев Симаниса, она выпрямилась. «Здравствуй, Симани!» Симанис ответил ей вдруг осипшим голосом и стегнул Ингу. «Симани!» — Он не хотел оглядываться, но обернулся. Илма бежала к нему, шурша цветущим черничником. Какая-то неведомая сила потянула вместо Симаниса вожжи, и ему не оставалось ничего другого, как спрыгнуть с телеги…