Регина Эзера - Их было три

Мойка всем им показалась какой-то перекошенной, кривобокой, но ни одна не сказала этого вслух — возможно, так казалось при колеблющемся свете фонаря. Илма попыталась повернуть рукоятку барабана, но ей не удалось этого сделать. Отстранив её, взялся сам Метра. Но и он должен был смущённо признаться, что не может понять, в чём дело. Вероятно, следует крутить посильнее. Его попытка применить силу кончилась тем, что раздался треск, и рукоятка оказалась в руке Метры.

Рядом с ним стояла Гундега с фонарём в руке. Метра заметил, как мелко задрожало пламя фонаря — девушка старалась сдержать смех.

В тот же миг Метра перешёл от растерянности к исступлённой ярости. Подняв упавшую рукоятку, он размахнулся и швырнул её в дальний угол сарая, попав при этом, вероятно, в кошку. Та, отчаянно закричав, заскреблась по щепкам.

Не успокоившись на этом, Метра пнул ногой злополучную мойку, и она покатилась, треща сломанными рейками, не устоявшими перед сапогом старшего лесника.

— Я тебе не столяр! — орал он в бешенстве на Илму. — Я специалист по лесному делу, и мне нечего заниматься всякой ерундой!

Илма только вздохнула. И Гундега подумала, что ей, вероятно, вспомнились некрасивые, неуклюжие руки Фредиса. Они так любовно и старательно изготовляли любую, даже самую пустячную вещь, что глаз радовался.

Открыв глаза, Илма смотрела в темноту. Она вспомнила, отчего проснулась, — Фредис колол дрова в сарае. Но, проснувшись окончательно, сообразила, что этого не может быть — ведь Фредиса нет!

Часы пробили два. И когда они замолкли, Илма снова услыхала шум, теперь уже ясно, — это были шаги, тихие, осторожные. Она насторожилась: да, наверху, в мансарде, кто-то еле слышно ходил на цыпочках. В тихих неровных шагах почудилось что-то знакомое, давно известное. Именно так, бывало, поздно вечером шагала Дагмара, когда была ещё подростком. Это её шаги!

Нет, что за наваждение! Дагмары нет и не будет. Никогда ей не ходить больше по Межакактам! Но словно в ответ на эти мысли вновь послышался еле уловимый звук шагов. И в темноте возле кровати как будто мелькнуло лицо Дагмары.

Она старалась не думать об этом и не могла. Она выгнала из Межакактов Дагмару-чужую, Дагмару-врага, но перед ней стояло лицо Дагмары-ребёнка, Дагмары-подростка… С течением времени они всё отдалялись друг от друга, и теперь их разделяла глубокая, непреодолимая пропасть.

"Пусть. Так должно быть…"

Илма снова насторожилась. Шагов уже не было слышно, и она понемногу успокоилась. И как только она успокоилась, из тёмного двора снова донёсся знакомый стук топора Фредиса по полену. Илма содрогнулась.

"О боже, что со мной творится! Какой невыносимый страх!"

Илме вдруг представилось, что она совершенно одинока, брошена, забыта, что в пяти просторных комнатах никого, и здесь бродят лишь призраки прошлого. Шаги Дагмары… Стук топора Фредиса. И надо всем этим опрокинут чёрный купол — гнетущая тишина. Где-то вдалеке сверкнула молния. Окно вспыхнуло золотистым светом на фоне грозовых облаков, а оконный переплёт при этом обернулся огромным чёрным крестом.

Илма приглушённо вскрикнула, нащупала трясущимися руками спички и зажгла лампу. Спокойный свет залил комнату. Все находились на своих местах. Крест исчез, и на его месте белела оконная рама.

За окном бушевал ветер, ударяясь о стены, посвистывая на коньке и шелестя молодыми листиками дикого винограда. По временам доносились далёкие раскаты грома.

Илма, шаркая шлёпанцами, сходила на кухню и напилась воды. Опять ей послышались звуки, похожие на стук топора, и тут она догадалась, что это хлопают на ветру створки дверей сарая.

"Петли негодные", — подумала она, окончательно успокоившись.

Накинув старое пальто Лиены, в котором та пасла скотину, Илма вышла наружу. Ветер сразу подхватил, затрепал полы. Задубевшая материя тёрлась о голые икры. Илма подняла воротник, чтобы защитить голову от ветра, и, отыскав жердь, пошла подпереть дверь.

Илма шла по двору, освещаемая вспышками молний, и походила на привидение. Она подпёрла дверь жердью, потом сходила в кухню за ключом и ведром. Вернувшись, она вошла в сарай. Поленницу дров, чурбан, сеновал то слабо озаряли отблески молний, то вдруг окутывал непроницаемый мрак. Илма двигалась на ощупь, как слепая. Протянутые руки наткнулись на что-то шелестящее. Сено. Дойдя до конца сеновала, она отмерила шагами: один, два, три, четыре… Здесь! Разгребая сено, она углублялась всё дальше, но ничего не находила. Задохнувшись, Илма выпрямилась. Нет! Как же это может быть? Сарай запирался каждый день вечером, замок надёжный, крепкий. Гвоздём не откроешь. И кому придёт в голову искать в сене? Никто ведь не знает. И никому не нужно знать об этом. Даже Лиене и — боже упаси — Гундеге.