Яков Ершов - Журавли над школой

— Ква-ква. К нам, к нам. Здесь хорошо.

Попрыгали лягушки на зов. Видят: отличный пруд и болото рядом. Устроились. Живут не хуже, чем в том царстве. Вспомнили, что не везде лягушек любят, а кое-где даже прогоняют. И тоже стали, как свободное время выдастся, звать:

— Ква-ква! К нам, к нам. Здесь чудесно.

А царь, что лягушек выгнал, жил сперва припеваючи. Тишина. Никто не прыгает, покой его не нарушает. Только стали его комары одолевать. Кусают, мочи нет. И пошел он в соседнее государство. Там комаров куда меньше. Их лягушки поели. Попросил тогда царь себе хотя бы одну лягушку. Но такую, чтобы других звала:

— Ква-ква. К нам, к нам.

Стала эта лягушка у него в пруду жить и других звать:

— Ква-ква. К нам, к нам.

Вскоре много лягушек развелось, а комаров поубавилось.

С тех пор все лягушки квакают. Это они зовут своих подруг:

— К нам, к нам. У нас хорошо. Комаров вволю, и вода в пруду теплая.

Послушал Гриша, послушал да и говорит:

— А ведь лягушки не потому квакают. Просто они так разговаривают. Разговор у них такой.

Я не стал спорить.

— Может быть, — говорю. — Я не настаиваю. Просто я в детстве слышал такую сказку про лягушек и тебе рассказал.

А в деревне тем временем поднялся переполох. Едва мы приблизились к околице, как навстречу бежит Ленка Морозова, с которой мы в одном классе учились и дружили.

— Слушай, Вася, — кричит она еще издали. — Где ты пропадаешь? Тебя вся деревня ищет.

Ну, девчонки часто преувеличивают. Склонность у них такая есть. Оказывается, вся деревня искала, но только не меня, а Мишку. Он со вчерашнего дня домой так и не являлся. И, ясное дело, все набросились на меня. Поскольку я никуда из дому не убегал и был тут в наличности. А Мишка ко всему оставил дома записку, в которой все обсказал. Ну буквально все, И что он из дому убегает, и что едем мы с ним в Москву к его тетке, и там он, Мишка, будет устраиваться на завод, чтобы учиться на токаря, и назад в деревню не вернется.

Что же теперь получается? Игра идет в одни ворота. Все атаки на меня. Дескать, вы вместе в Москву бежали; а как бежали, если я никуда не убежал, это им «до лампочки». И вторая ко мне претензия, что Мишка мне друг и потому я про него все знать должен.

В общем, и родители Мишкины пришли, и председатель колхоза. И все допытываются, где Мишка. Оказывается, они уже и в Москву ездили, и у тетки были. Мишка туда даже не показывался. Ну а я-то и вовсе ничего не знаю. У меня Гришка на руках. Его кормить надо…

Начинаю Гришку кормить, а он капризничает, не ест, сказку просит рассказать. А Ленка сидит рядом, усмехается. Ей-то что. Не ее забота.

— Лена, — говорю, — будь добра, побудь ты с Гришкой, сказку ему расскажи, может, поест хоть немного. А я пока к ребятам из нашего класса сбегаю. Не знают ли они о Мишке чего-нибудь.

— Да что ты, — отвечает Лена. — Я вовсе ни одной сказки не знаю. Лучше давай я ко всем нашим ребятам сбегаю. Заодно к бабке Анисье заверну. Она пропасть этих самых сказок помнит.

Убежала Ленка. А я с Гришкой остался. Он, хитрец, сидит и модничает. Кашу в тарелке ложкой перелопачивает, а есть не ест. Вскоре мать пришла, и совсем тошно мне стало. Она ничего такого мне не сказала, только посмотрела грустными глазами и вымолвила:

— Как же это ты, Васенька?

Оказывается, когда этот деревенский переполох начался, нашла она в чулане мой рюкзак со всеми припасами. И кусок мяса, что я из щей взял, вытащила. Он уж протух совсем.

Сидит она, печалится, а мне впору хоть в петлю лезть.

— Мама, — говорю, — да никуда я не собирался от тебя. Это я с Мишкой за компанию. Не мог же я друга бросить. А за мясо — прости.

— Да не о том я вовсе, — мать говорит.

На мое счастье, тут Ленка вернулась.

— Никто из нашего класса, — говорит она, — ничего о Мишке не знает. Куда он провалился!

Тут Гришутка голос подает:

— Я тоже один раз в подпол провалился. Больно ушибся. Но не плакал.

— Ты, Гришутка, ешь, — поворачиваюсь я к нему.

— А сказку, — требует Гришутка.

— Есть, есть сказка, — радостно говорит Ленка. — Я от бабки Анисьи принесла.

Я облегченно повалился на стул. А Лена начала рассказывать сказку бабки Анисьи.

Заяц с детства был очень любопытным. Все прислушивался: а не говорят ли где-нибудь чего-нибудь.

— Смотри, — говорила ему мама. — Звери не любят тех, кто сует нос в чужие дела.

— А я не нос, я не нос, — твердил заяц. — Я только ушко.