Сергей поднялся, уступая своё место, но Ботвин решительно запротестовал:
— Нет, нет, товарищи, вы ешьте, не обращайте на меня внимания.
Сергей всё же собрал из кирпичей ещё один "стул", Кузичев тщательно вытер обрывком газеты единственную вилку, которой они по очереди поддевали шпротины, протянул её Ботвину:
— Угощайся.
Но Ботвин поднялся на настил, прошёлся вдоль новой, наращиваемой стены, заглянул вниз в проём, где раньше были междуэтажные перекрытия, вернулся к рабочим, сел, подложив под себя папку, с которой не расставался, кажется, всю свою жизнь.
— На Пестеля решили разбирать, — грустно сказал он, словно сообщил о постигшем его личном горе.
— Решили всё-таки! — наоборот, как бы одобряя решение, сказал Кузичев.
— Досадно. Фасад больно хорош. Но, — Ботвин отрывисто вздохнул, — фасад хорош, а фундамента, можно сказать, и нет. Подрыли, а там бутовый камень.
— Подрядчик схалтурил! — с ходу определил Коханов.
Ботвин повёл бровью и вдруг ссутулился, сгорбился — его серый, в пятнах и порезах плащ надулся коробом на груди, и сразу, на глазах, прораб как бы постарел на целый десяток лет.
— Вот так, — задумчиво сказал он, будто подводя итог каким-то своим невесёлым размышлениям, — пройдёт двести лет, и кто-то нашу работу будет рушить, крыть прораба. Гоним, торопимся, думаем: лишь бы на первое время, лишь бы как-нибудь, а не думаем про тех, будущих людей…
— Ну а как же не спешить? Люди что ж, во временном фонде должны ютиться? — возразил Кузичев и твёрдо закончил: — Спешить надо.
Ботвин посмотрел на него долгим невесёлым взглядом, вздохнул и отвернулся.
— Вопрос можно? — спросил Коханов и, не дожидаясь ответа, заговорил с обычной своей горячностью: — Юрий Глебыч, когда кончится этот бардак: я на кране обслуживаю ремонт дома, почему меня не включают в комплексную бригаду? Почему не связать меня с бригадой общей прогрессивкой? "Меня" в данном случае — не только меня лично, а всех крановщиков на капремонте. Это же и выгоднее, и правильнее: общее дело и общие интересы.
— Понял тебя, — кивнул Ботвин. — Ты прав, но… — Он вскинул плечи, развёл руками, посидел в таком неловком положении, причмокнул фиолетовыми губами и, тяжело поднявшись, молча пошёл к спуску. У спуска задержался, ответил Коханову: — Не можем преодолеть межконторские перегородки.
Он постоял, задумавшись, приложив палец к губам.
И вдруг встрепенулся, как петух после дождя, поманил к себе Сергея.
— Ну, был у Кислицыных? — тихо спросил он. — Договорились?
— Да, всё в порядке. Старик уж больно хорош.
— Старик хорош, — согласился Ботвин. Он внимательно, с прищуром посмотрел Сергею прямо в глаза, хотел ещё что-то сказать, но лишь похлопал Сергея по плечу и полез вниз по ступеням.
Сергей вернулся на своё место. Мартынюк прищёлкнул пальцами.
— Эх, про клад забыл спросить: верно ли, нет ли, говорят, на Моховой клад в стене нашли. На сто тысяч, говорят.
— Болтовня, — презрительно скривился Коханов.
— За что купил. Стропаль тамошний говорил. Студенты подрабатывали, обдирали обои, в одном месте штукатурка отстала, кладка какая-то не такая, выделяется. Зацепили кирпичи, а они шатаются, на песочке. Вытащили, глядь — тайник: твёрдое что-то, в белый шёлк замотанное и перевязанное туго-туго. Сорвали шпагат, развернули шёлк, а там серебряная резная шкатулка. Открывать — не открывается, ломать — жалко. Народу, говорят, набежало — все, кто был. Понесли шкатулку к начальнику, позвонили в музей — мигом примчались. Ключиками, щипчиками открыли — так, говорят, все и онемели. Кольца, брошки, камни драгоценные. Оценщики оценили: сто тысяч как одна копеечка!
— Брехня! — убеждённо сказал Коханов.
Мартынюк даже поперхнулся от обиды.
— А кирпич золотой в Гостином дворе — тоже брехня?
Он даже кулаки сжал, до того разгорячило его недоверие Коханова. Кузичев выпил полбутылки минеральной, примирительно поднял руку.
— Было, было дело, только не на Моховой, а на Некрасова — восемь лет назад. И не шкатулку, а просто в тряпках. Нашедшим дали двести рублей премии.
— Во! — торжествующе погрозил Мартынюк Каханову. — Нашли же! Если бы втихаря, не разбазлались бы на всю стройку, так…
— Так что? — насмешливо вставил Коханов. — Утаили бы?
— А что? Нашёл — моё.
— Ха-ха-ха не хо-хо? Закон есть специальный: все клады земные и прочие принадлежат государству. За присвоение — к ответу.
Мартынюк важно, надувшись, сказал:
— Государство — это мы.
Читать дальше