Тадеуш Доленга-Мостович - Мир госпожи Малиновской

— Можете смело говорить, — решительным шепотом ответила госпожа Прекош.

— Вы не заметили у господина Боровича антиномических рецессий в сенсуальных дефлаграциях?

Борович наконец-то узнал Урусова и с трудом сдержал смех.

— А может, метафизические апперцепции в конгломерате с эмоциональными дивагациями?

— Э-э… Откуда ж мне знать? — нерешительно произнесла госпожа Прекош. — Я ж в чужих чемоданах не роюсь.

— Плохо. В инкриминированных церебральных предиспозициях часто скрываются эвфемистические заменители психических комплексов, эквиваленты фантасмагорических эфемерид сенсуальной амбивалентности!

— Что ж вы такое говорите! Но вот сексуальная… этого нету. Решительно нету. Никаких эфемерид у господина Боровича не бывает. Разве что на месте…

— Да?… В любом случае, я вас предупреждаю об инфернальных флуктуациях в период климакса. Декаденция в церебральной системе может вызвать маниакальную амнезию и биофреническую атрофию!

— Матерь божья! — простонала Прекош.

— Тс-с… спасибо вам. Этого хватит.

Одновременно он постучал в дверь.

— Что ты устроил с этой женщиной? — поприветствовал его Борович, говоря по-французски, поскольку был уверен, что госпожа Прекош станет подслушивать. — У бабы голова кругом!

— А ты полагаешь, что-то у нее изменится?

— Я полагал, что у тебя доброе сердце.

— Мой Стеф, сердечная доброта состоит в том, чтобы производить на людей те впечатления, которых они жаждут. Как Генрик?

— Спасибо… Здоров, весел… Отправился к тебе.

— Это он неудачно, я уже неделю домой не заглядываю. Представь себе, зовут меня губернатором в Одессу. А я настаиваю на Москве. Отчего бы мне этого себе не позволить? In partibus infidelium [24] В стране неверных ( лат. ), здесь: в чужом краю. , казалось бы, оно без разницы, однако я бы с удовольствием приказал повесить этих добрых безумцев. Наша эмиграция — это доказательство ex post [25] После чего-либо, постфактум ( лат. ). , что Россия не могла не пасть. Опереточные заговоры, наивный дележ шкуры неубитого медведя… Я так не могу.

— И это тебе мешает?

— И весьма. Я мечтатель, а они — насмешка над мечтаниями. Человек и хотел бы помечтать, да вспомнит свое представление на губернатора — и не может не смеяться. Жизнь делается отвратительной. Как это говорит наш приятель Малиновский?… Кстати, отчего ты не был у них вчера?

— Генрик приехал.

— Поздно вечером, — подчеркнул Урусов.

— Не хотелось мне.

— Жаль.

— Чего? — спросил Борович.

— Скорее — кого… Тебя жаль. Единственное место на земном шаре, которое тебя притягивает, а ты его избегаешь.

— Дом семьи Малиновских?

— Да все едино. Может быть, и их дом, может быть, Южный полюс или верхушка баобаба в Центральной Африке, собор в Севилье или шахта калия в Новой Каледонии.

— Не понимаю.

— Понимаешь, — рассердился Урусов.

Борович покраснел, но решил убедить Мишеньку, что не понимает аллюзий.

— Хочешь сказать, что только бы не у себя?

Урусов взглянул ему в глаза и спросил:

— Позволишь?

— Что именно?

— Полную откровенность.

Борович знал, наверняка знал, что именно хочет сказать Урусов, боялся этого, но стиснул зубы и процедил:

— Прошу.

— К твоим услугам: ты ее любишь.

— Мишенька!..

— Любишь ее уже долгие годы. Не просто любишь — ты влюблен.

Борович хотел рассмеяться, но у него перехватило горло, и он только откашлялся.

— Не обижайся, — начал Урусов. — Я не присваиваю себе право копаться в твоих чувствах только оттого, что мы кузены и друзья. Я веду себя как обычный прохожий по отношению к несчастному ближнему своему, который забросил собственную ногу себе за шею и не может ее снять без посторонней помощи. А ты не просто сделал это, но и пытаешься уговорить себя, что все в порядке, что так и нужно. Уговорить и себя, и других. Пойми, я не требую от тебя, чтобы ты принял последствия этого положения вещей. Мне просто жалко человека, замершего в карикатурной позе. Я и сам начинаю страдать. Закуришь? — Он протянул Боровичу портсигар.

Однако Стефан этого движения не заметил.

Какое-то время они сидели молча. Наконец Борович тихо заговорил:

— Ты плохой наблюдатель, Мишенька. Ты очень плохой наблюдатель. Такую ошибку ты делаешь всегда, когда начинаешь искать аргументы к наперед заданному тезису. А ты всегда находишь их немало. Таким образом можно любое марево встроить в реальность, но инкрустация эта останется лишь свидетельством гибкости воображения. Я не закидывал ногу себе за шею. Возможно, я и сразу пришел в мир в этой довольно неудобной, в этой… карикатурной позе. Это раз. Кроме того, я вовсе не считаю ее приятной. И наконец… я не влюблен в Богну. Возможно, было бы проще и ближе к твоему мнению обо мне — и ближе к так называемому человеческому естеству вообще, — если бы я влюбился в Богну. Но это предположение, увы, должно быть полностью исключено. Ты опираешься на слишком поверхностные данные. Слишком простецки комментируешь истинное дружеское чувство, которое я испытываю к госпоже Богне и которого никогда не скрывал.