Агния Кузнецова - Много на земле дорог

О своей любви Костя думал часто и много, Любовь эта наполняла его сердце, она озаряла все, чем он жил. Он знал, что никогда не осмелится сказать Елизавете Петровне о своем чувстве. Знал и то, что она никогда его не, полюбит. И, несмотря на все это, он не пытался заглушить свою любовь. Его влекло ко всему, в чем была большая душевная красота. Такая душевная красота была и в его чувстве к Елизавете Петровне, чувстве чистом и светлом.

В субботний день после двух уроков (остальные Елизавета Петровна разрешила отменить) Костя ушел с пионерами в поход.

День выдался сухой, ясный, чуть ветреный. По-осеннему бледное небо было безоблачным. На западе, за тайгой, пряталось большое, круглое солнце. Оно казалось нестерпимо раскаленным, но на землю падали его уже не жаркие лучи.

Длинная колонна пионеров растянулась по дороге. Ребята шли с рюкзаками и мешками за спиной, с топорами, ведрами, лопатами в руках. Шли бодро, иногда с песней, порой под четкую барабанную дробь. Веселый смех, говор, выкрики то и дело оглашали притихший лес.

Давно остались позади неуютные осенние поля, проселочные дороги с колеями, неровно схваченными заморозком, опустевшие избы полевых станов. Ребята поднимались в гору чуть заметными охотничьими тропами, перевитыми вечнозеленым стелющимся пихтовым подлеском, ступали по мягкой подстилке из кедровой хвои.

Костя шел впереди, в брезентовом плаще, в сапогах, с то́зовкой [2] То́зовка — малокалиберная винтовка. за плечами.

Вдруг он остановился. Пригляделся к стволам кедров и воскликнул:

— Стойте, ребята! Сколотень!

Несколько рук дружно подхватили огромный деревянный молот-сколотень и стали бить им по стволу.

С кедра посыпались шишки. Они на мгновение задерживались на ветвях, затем падали и терялись во мху.

Многих ребят увлекла брусника. После ночных заморозков она была сладкой, и ее темно-красные, крупные грозди лежали на поблекшей зелени сплошным ярким ковром.

Пришлось сделать привал. Почти час ребята развлекались сбором брусники и шишек. Брусники набрали огромный жестяной чайник, шишками набили карманы и рюкзаки и только после этого двинулись дальше.

Надо было засветло подняться на Медвежью гору, найти в скале пещеру, защищенную от ветра, дождя и снега, ту самую, в которой тысячи лет назад жили первобытные люди. До сих пор сохранились в этой пещере рисунки древних людей и следы копоти от их костров.

Здесь ребята должны были переночевать, а на рассвете двинуться по основному маршруту.

Прежде чем повести сюда школьников, Костя один и с пионерами-разведчиками не раз прошел по этим тропам. Еще летом в пещере был сделан запас дров для костра, заготовлено сено для ночевки. Теперь старший пионервожатый уверенно вел своих пионеров, приглядываясь к затесам и заломам на деревьях, к вехам на скалах, оставленным еще в разведывательных походах.

С начала учебного года пионерская организация школы стала собирать сведения о действиях партизанского отряда в горах во время гражданской войны, о юном партизанском разведчике Володе Заречном, доставлявшем отряду из села «Господи пронеси» не только важные сведения, но и боеприпасы. Сборы исторических материалов увлекли пионеров. И сейчас они шли в поход, волнуясь и страстно желая найти партизанскую избушку, в которой был убит Володя Заречный.

Ребята знали неумолимую строгость вожатого. Он сказал им, что в поход пойдут только успевающие и дисциплинированные. Те, кто имел двойки, исправились, кто нарушал дисциплину, забыли о шалостях. И школа вышла на первое место в районе. Костя был горд.

С особым нетерпением ждали ребята ночевку в пещере. Многие говорили потом, что никогда в жизни не забудется торжественно-приподнятое состояние, которое не покидало их в часы пребывания в древнем жилище.

У подножия скалы во мраке горел костер, освещая вход в ближнюю часть пещеры. С любопытством и волнением десятки глаз разглядывали высеченные на камне чуть заметные изображения медведя и человека с копьем.

— Костя, а может, это сделал совсем не древний человек? — вдруг усомнился Ганька.

— А помнишь, что рассказал нам учитель из Семигорской школы? — спросил Костя.

— Помню, — сказал Ганька.

И, хотя рассказ учителя многие хорошо знали, ребятам захотелось вновь услышать эту волнующую историю.

— Сеня, — обратился Костя к высокому мальчику в зимней мохнатой шапке, надвинутой по самые глаза: из-под шапки выглядывал только унылый нос. Нижняя часть лица терялась в меховом воротнике. Костя сдвинул со лба Сени шапку, опустил его воротник, и пламя костра осветило живые глаза и добродушные губы мальчика.