Агния Кузнецова - Много на земле дорог

— Завтра другие придут, баба Саша… — рассеянно сказал Костя.

В эту минуту он думал о своем. Было тоскливо на сердце. Не хотелось вспоминать о том, что случилось с ним час назад, но мысли упорно возвращались к одному и тому же…

В свободное время он любил ходить по школе. В этот раз он зашел в учительскую, заглянул в кабинет директора, обошел оба этажа и остановился у доски расписания уроков. Уроков у Елизаветы Петровны не было. Но так хотелось видеть ее! Костя решил пройти мимо ее дома. Он часто ходил здесь, и, случалось, Елизавета Петровна увидит его из окна, окликнет, позовет в дом. Или откроет окно, перемолвится словом, а то и сама выйдет на улицу.

Костя прошел мимо заветного дома с белыми ставнями и цветущими геранями на подоконниках. Дом безмолвствовал. Недвижимы были и шторы на окнах.

Костю неудержимо потянуло туда, где вчера над рекой сидел он с Елизаветой Петровной. Захотелось сесть на то же бревно, закрыть глаза и представить, как, смеясь, коснулась она рукой его волос.

И он пошел туда. Сел на бревно. Закрыл глаза…

Вдруг где-то совсем близко послышался мужской голос:

— Любовь бывает разная, Лиза. Моя любовь к тебе…

Шум ли ветра или стук встревоженного сердца заглушил этот голос, Костя не понял. Он знал лишь одно: мимо прошла Елизавета Петровна. Прошла не одна. Костя зажмурился, он не мог взглянуть на того, кто сказал эти страшные слова.

На сердце стало темно и пусто…

Наконец Костя открыл глаза. У ног его тихо струилась река. В прозрачной синеве были видны темные верткие тельца маленьких рыбок. Где-то в вышине, в неспокойном сером небе, гудел самолет.

Улететь бы вот так же куда-нибудь далеко-далеко и никогда не возвращаться в Веселую Горку, не встречать Елизавету Петровну!

«Кто же он?» — подумал Костя и тут же сорвался с места, побежал по тропинке к селу. Там никого не было.

Тогда он бросился назад, но не тропой, а лесом, раздвигая колючие ветви боярышника и елей, у подножия которых стелились по земле мягкие и душистые ветви пихты.

Лес кончился. Появилась поляна с желтеющим ежиком скошенной травы.

И здесь никого не было.

Костя побежал в другую сторону. Там стояли белостволые плакучие березки, грустно свесив ветви с ярко-желтой листвой. Белые-белые стволы, чистые, как молодая совесть; листья — того цвета, который принято считать изменой: и эти руки-ветки берез были трагически опущены, точно от нестерпимого горя…

Костя упал на траву и заплакал. Плакал долго, до тех пор, пока не стало легче, пока не смог рассуждать спокойно. Ей двадцать пять. Ему девятнадцать. Она учительница, которую уже называют по имени и отчеству. Его даже первоклассники зовут Костей. Но зачем же еще вчера она дотрагивалась до его головы? Зачем улыбалась ему? Зачем искала с ним встреч?..

И вдруг новая мысль успокоила Костю: тот неизвестный говорил о любви. Она молчала. Кто же может не любить ее?.. Костя поднялся и медленно пошел в школу, то успокаивая себя, то отчаиваясь.

Хороша золотая осень в суровой Восточной Сибири! Ясная и яркая голубизна неба, щедрый солнечный свет, кажется, ласково говорит: «Смотрите, как величава и прекрасна природа, как она успокаивает».

Костя шел по лесу и действительно с каждым шагом становился спокойнее.

Уже отцвели удивительные сибирские лесные цветы. Не горят в зелени трав оранжевые жарки и царские кудри. Не найти смешных, точно сделанных из розового ситца в крапинку кукушкиных сапожек. Не красуются на полянах и взгорках желтые лилии, пышные, с желтой сердцевиной пунцовые марьины коренья и пестрые саранки, клубнями которых в эту осеннюю пору любят лакомиться ребятишки.

Но зато теперь поражают взгляд многоцветные осенние краски: пурпурные рябины и боярки разнообразят оранжевые осинники, березки светлым золотом оттеняют вечнозеленые могучие кедры.

Костя вышел из леса к широкому полю. Почти у самой дороги разворачивался трактор. Костя не поверил своим глазам. За рулем сидел шалун и лентяй Митюхин.

Еще в прошлом году на педсовете Костя предложил не допускать к управлению тракторами и автомобилями тех ребят, которые получали двойки. Педсовет это предложение принял. Управлять машинами было любимым делом мальчишек. Лишиться права сидеть за рулем считалось самым тяжелым наказанием, и учиться ребята стали лучше.

— А ну-ка, остановись! — крикнул Костя.

Митюхин остановил трактор, виновато спрыгнул на землю.

— Ты почему за рулем?

— Я исправлю, Костя, честное комсомольское, исправлю! — горячо сказал Митюхин, размазывая засаленным рукавом синей рубахи пот по грязному лицу.