– Я принесу градусник, – зашаркала прочь из комнаты Евдокия.
– Зачем она здесь? – спросил я.
Вероника подошла и положила мне на лоб прохладную свою ладонь.
– Хорошая, добрая старушка, – сказала она. – Вообще вам повезло с соседями.
– Не верьте ей, – горячо зашептал я. – Она совсем не такая. Ночью запустила в меня ботинком.
– А еще мы с Евдокией Васильевной для вас куриный бульон сварили, – пропела Вероника. – Сейчас будем обедать. А потом горчичники и спать. Сон – лучший доктор. Пока пойду скажу Валентину Романовичу, что вы проснулись.
– Валентин Романович – это кто?
– Барсуков. Замечательный человек.
– Они тараканов травят! – воскликнул я.
– Вы больны, – вздохнула Вероника. – Вам все видится в неверном свете. Сейчас они навестят вас.
Включила верхний свет, и в комнату вплыла чета Барсуковых. Он был в костюме, его супруга – в белой пелерине. Он нес коробку с тортом.
Вскоре пожаловала и Евдокия с нарезанным лимоном на блюдечке.
Барсуков придвинул стол к моей постели. Вороника принесла горячий чайник, все расселись по местам.
Чай приятно обжигал нёбо. И песку была полная сахарница.
– Как ты нас напугал, – сказал Барсуков.
– Действительно, эти дни я совсем не заводил часы, – откликнулся я.
– А у нас теперь свои. Прекрасно ходят, – вставила Барсукова. – Мы их на телевизор поставили. Звон, будто колокольчик... Спасибо за подарок, Вероника Артемьевна.
– Не забывайте заводить, – улыбнулась Вероника.
– Спасибо вам, голубушка, за ваши цветочки. Так прекрасно пахнут, – подхватила Евдокия.
– Не забывайте поливать.
И все же тревога съедала меня. Я не слишком вежливо выпроводил гостей. Мы остались с Вероникой вдвоем. *
– Пока я спал, ко мне из жзка не приходили? – спросил я.
Вероника опустилась на краешек кровати.
– Ни о чем не беспокойся, милый мой мальчик, – прошептала она.
Жар опять усилился, все масляно поплыло перед глазами.
Она взяла меня за руку и повела за собой.
Так неожиданно и сразу, зажмурившись перед неизвестностью, я переступил эту черту. А переступив, вновь открыл глаза и осмотрелся. Она оказалась приятной, окружавшая меня неизвестность. В горшочках росли цветы, в аквариуме плавали рыбы. Булькала кипящая на газовой плите вода. Разноцветные клубки шерсти разбегались по комнате. Играя с ними, резвился Элизабет.
Деревянные маски глупо и счастливо улыбались со стен. Наверное, их веселил растерянный вид, с каким я бродил по квартире, переходя из комнаты в комнату.
Если бы еще поменьше птичьего гомона!
Раздражал и выводил из себя бессмысленный галдеж щегла Юрочки. Он трещал в покоях Калисфении Викторовны с утра до ночи, а иногда и по ночам. Однажды я пробовал его накормить, надеясь, что это хоть на мгновение заставит его умолкнуть, – он клюнул меня в палец. Щегол вообще был настроен по отношению ко мне враждебно.
Но зеленели цветы, ветвились рога-подсвечники, а по коврам было необычайно мягко ступать!
Я просыпался и, лежа в постели, разглядывал лепные украшения на потолке. Узор бежал по периметру, мелко извиваясь, – так на схемах изображают движение электрического тока по обмотке реостата. Я вспоминал: сны, переливаясь один в другой и причудливо меняя очертания, словно облака, проплывали передо мной. Излучавшие тепло крыши, Ходоров и Илья Ильич Домотканов с огромным портфелем, дождливый парк и белые гипсовые фигуры, зыбко отражавшиеся в темной воде, – где и когда я видел все это?
Я получил наконец возможность спать и высыпаться. Все тревоги постепенно отступили. (А может быть, это Вероника прогнала их? Как-то, перестилая постель, я обнаружил под подушкой колечко с аметистом.)
Я жил среди цветов. Вероника приносила цветы с работы. Она ведь работала ночным инспектором по цветам. Ее дежурство начиналось вечером и кончалось утром. (Цветы все разные и открываются в разное время: одни – на рассвете, другие – на закате, третьи – среди дня. Вероника была специалистом по ночным.) Она наблюдала за цветами, а наблюдения заносила в специальную тетрадь, очень похожую на ту, что я оставил у Редактора. И Редактора я тоже вспоминал, и дядю Гришу, и Барсуковых, но как-то смутно. Вечнозеленые растения, щегол, Элизабет требовали постоянного внимания и ухода. Элизабета купали с шампунем, он благоухал. А сколько раз я, вооружившись пушистым веничком, смахивал пыль с листьев пальм, папоротника, жасмина, а Вероника, напевая, поливала наш сад из маленькой леечки! Еще я разносил почту, был у Чужедальнего на хорошем счету.
Читать дальше