Андрей Яхонтов - Ловцы Троллейбусов

Коля и меня брал на рыбалку. За то, что я по вечерам стал до блеска начищать металлические троллейбусные поручни. Кошкодрал добыл где-то ящик зубного порошка, и я их надраивал.

– Как я, когда был матросом, – вздыхал Суфлер.

Сеансы рыбной ловли происходили нервно. Приходилось следить не только за поплавками, но и за тем, чтобы нас не сцапали. В пруду было запрещено и купаться тоже. И на лодках здесь не катались, видимо, боясь обеспокоить лебедей, что с нескрываемой брезгливостью скользили по грязной воде – сами воплощение чистоты и аккуратности.

Вокруг пруда в неестественных позах застыли гипсовые скульптуры. Цветом, изгибами линий и надменностью они хорошо гармонировали с грациозными лебедями. На холме возвышалась беседка: шесть каменных столбиков толщиной в слоновью ногу, на которых покоилась крыша – как бы верхняя половина Сатурна с кольцом. Ноги были желтого цвета, Сатурн и кольцо – темно-зеленые. В этой беседке мы с Колей беседовали.

И, когда случалась поклевка, у меня сердце екало. От пульсирующего поплавка расходились по воде и таяли, сглаживаясь, ровные, будто циркулем выведенные круги. Я подсекал. Но в лучшем случае попадался карп.

– Щуки в проточной воде живут, – сомневался я.

– Говорящая может хоть в водопроводной, – успокаивал меня Коля. – Она ведь способна любое желание выполнить – в том числе и свое. Скажет: хочу выжить в мазуте. И выживет.

И опять я ждал поклевки. Ждал, чтобы от поплавка пошли расходиться ровные круги. Увы, круги и клеточки – вот пока все наше разнообразие. Мы ехали, кружили, как падающий кленовый лист. На одном из виражей я увидел ее. Ту самую женщину, что носила одинаковое имя со студенткой и малышкой в коляске, которых я однажды повстречал у фонтана. Вероника! Какие у нее были глаза! А в руках она держала букетик цветов. И с тех пор я стал просить Колю подольше задерживаться у ее остановки. Иногда нам удавалось дождаться ее. Всегда она была с букетом.

– Где берут такие прекрасные цветы? – поинтересовался я.

– Я возвращаюсь с работы, – устало отвечала она. – А работаю ночным инспектором по цветам.

– Хорошо, что не контролером, – мрачно шутил Кошкодрал.

Да, в этой карусельной жизни спокойствия не было. Все ждали контролеров.

И они нагрянули. Две женщины в цветастых платьях и с кошелками, будто на базар собрались. Вошли и принялись проверять билеты. Мы оцепенели. Но Суфлер – он первым очнулся – моргнул Человеку, который проговорился. Тот пробуравил худеньким телом скопление людей перед кабиной Коли. Коля резко тормознул и распахнул двери.

– Машина сломалась, – в театральный микрофон объявил он.

Пассажиры столпились у обоих выходов. Тут же Кошкодрал и Суфлер подхватили под руки одну контролершу, другую таким же манером подхватили Борода с Человеком, который проговорился. В мгновение ока обе женщины оказались на улице, где были покинуты своими провожатыми.

Коля рванул пустую машину с места. Суфлер и Кошкодрал зашагали прочь. Человек, который проговорился, исчез в подземном переходе. Так получилось, что мы с Бородой выбрали одно направление. Шагали быстро, не останавливаясь, пока не вышли к зданию школы, возле которого Борода замешкался.

– Идите, я побуду здесь, – сказал он и застыл, вперив взгляд в окна четвертого этажа. – Там был мой кабинет, – скорбно произнес он.

– Вы работали в школе? – удивился я. Он кивнул.

– Преподавал физику...

– Никогда в ней ничего не понимал, – разоткровенничался я. – И сейчас не могу понять, что заставляет ток бежать по проводам.

– Тянет меня сюда, – не слыша, продолжал Борода.

– Почему же вы тогда кружите в троллейбусе?

– А куда деваться? – вздохнул он. – И кроме того, я всегда исходил из предпосылки, что троллейбус – личинка дирижабля. А значит, есть шанс подняться вверх и взглянуть на кипение жизни оттуда. Быть может, сверху удастся увидеть сеть ее законов?

– А вы не пробовали взобраться на крышу? – спросил я.

Он усмехнулся.

– Меня и попросили уйти из школы после того, как я повел на крышу учеников.

– Так это были вы! – воскликнул я. – Это вы приводили свой класс на крышу вместо экскурсии в планетарий?

– Не весь класс, – уточнил он. – Человек пять самых понятливых. А учитель астрономии узнал и возмутился. У него свои методы преподавания. Я, например, проповедовал мысль о быстротечности времени. О том, что наша Земля похожа на шар из концертного реквизита жонглера и вращается потому, что жонглер его подбросил. Для нас полет длится тысячелетия, а для жонглера – мгновение. Поэтому надо преуспеть в познании. Нельзя тратить ни минуты впустую. А узнав, попытаться сохранить жизнь здесь и прижиться на других планетах, которые, возможно, из реквизита того же жонглера, но упадут позже. Поэтому и на них нельзя долго засиживаться...