Валерий Мусаханов - И хлебом испытаний…

Уже взрослым, привыкнув бродяжить по книгам, я узнал историю этих кварталов и понял, что тогда, в детстве и юности, смутным волнением и тревогой на меня веяло время, словно стены и своды казематов были устьем ущелья длиной в полтораста лет и оттуда, из этой бездны, дышало прошлое, которое не хотело уходить и никогда не уходит, а только прячется, превращаясь в фундаменты и подпорные арки.

В двадцатые годы улицы здесь были переименованы и получили названия по фамилиям писателей и поэтов, и если вдуматься, то и в этих названиях прошлое прорастало в настоящее. Здесь Жуковский и Некрасов мирно пересекались с Маяковским, параллельно Салтыкову-Щедрину пролегал Рылеев; Короленко и Радищев с двух сторон ограничивали этот район. Даже продуктовый магазин и пивную на пятачке жители окрестных домов называли писательскими.

Я мог бы прочесть целую лекцию об истории района. Не знаю, что почерпнули бы из нее юные краеведы, но для начинающих послевоенных правонарушителей лекция, наверное, была бы не бесполезной…

Если вы завалитесь при попытке что-нибудь украсть на Мальцевском рынке — ну хотя бы кусок говядины с сахарной костью или какой-нибудь ком мороженой требухи (мало ли чего не приходится в жизни), — то у вас еще есть надежда смыться, потому что район этот хороший; переулки тихие и малолюдные, много проходных дворов и довольно приличная публика — почти сплошь коренные ленинградцы, — которая, убедившись, что ваша пробежка — не прихоть досужего бездельника, деликатно очистит дорогу.

Да, в этом районе у вас, безусловно, есть некоторые шансы, так что если вас не схватят на месте, и если какой-нибудь интеллектуал (от этого народа можно ждать любой пакости) не даст вам подножку, и если вам удастся сохранить расстояние между вами и преследователями, а для спасения его непременно нужно сохранить, то считайте, что отделались легким испугом.

Значит, вы рванете по Баскову переулку — выбегать с рынка на улицу Некрасова глупо — и не оглядывайтесь, можете не сомневаться — те, кто гонятся за вами, очень прилежны и не нуждаются в моральном стимулировании. Так что сосредоточьтесь на своем занятии и лучше смотрите вперед, ибо то, что позади, — это прошлое и вы, по крайней мере, догадываетесь, что в нем, а будущее грозит неизвестными бедами.

Не сворачивайте на улицу Радищева. Она отпадает, это дело проверенное. Дуйте дальше, если, конечно, вас не хватит голодная одурь, а это запросто может случиться, ведь сытые не воруют на рынке.

Сытые вертят дела посолидней.

И вообще-то, воровать нечестно.

Но я не собираюсь читать мораль, хотя и не противник оной. Словом, я не собираюсь воспитывать.

Из чистого альтруизма стараюсь я дать представление о планировке нашего района, потому что мелких воришек, когда догоняли, били долго, с хмельным воодушевлением и молитвенной истовостью.

Так вот, не сворачивайте никуда, а пересеките улицу Восстания — она многолюдна, ходят трамваи и можно иногда замешаться в толпу на остановке. Но если вам уж очень наступают на пятки, бегите дальше. Нужно только добраться до дома двенадцать по Баскову переулку.

Смело ныряйте в ворота. Вас встретит сумрачный дворик с овальным сквером посередине — три чахлых дубка, старая железная ограда и ветхая скамья. Не бойтесь этой сумрачности — дворик ваш друг, а друзьям можно кое-что простить. Бегите мимо сквера под арку второго двора. Он совсем тесный, и с трех сторон там глухие кирпичные стены. Вы еще подумаете, что это тупик, и перепугаетесь, но напрасно. Кто боится тупиков, тому не видать свободы.

В левом дальнем углу двора вы увидите у самой земли маленькую амбразуру подвального окна — это паше спасение. Окно как раз таких размеров, что в него может протиснуться подгоняемый страхом неудачник, по ни один преследователь на моей памяти не мог пролезть в него, ибо ворующий мясо на рынке всегда тоньше того, кто им торгует.

Теперь вам уже не надо спешить, вы можете отдышаться, послушать полифонию разъяренных голосов за окном. Отвечать или дразнить не следует, в этом мало благородства. Да вам и не захочется, потому что с первыми глубокими вдохами прохладного, чуть сыроватого подвального воздуха вдруг придет странное ощущение наполненности этих мгновений: вы услышите учащенный ритм своего сердца, четко гармонизированный с враждебной разноголосицей за подвальным окном, и вас заполнит большое усталое спокойствие и сознание извечного права неимущего перед имущим. Просветленный и тихий, словно оправившийся после тяжкой болезни, вы пойдете в темноте, ведя рукой по стенке подвала, до двери; выйдете в хмурый двор, заставленный раньше поленницами, а теперь мотоциклами, минуете длинный, как кишка, проход между старинными пакгаузами и попадете в следующий двор, он выведет вас совсем на другую улицу, тихую, обсаженную деревьями вдоль фасадов старых петербургских доходных домов.