Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

В шкафу у Манека она увидела шахматы его друга. «Вернет, когда начнется учеба», — решила Дина.

Она освободила свой шкаф — полностью, кроме самой нижней полки. Вытерла его изнутри, перебрала одежду, сложила стопкой оставшиеся куски материи из «Оревуар». Одежду, которую уже не носила, положила отдельно. Пригодится жене Ома. Конечно, если подойдет размер. И вообще, смотря какой она человек.

Потом принялась за нижнюю полку, забитую обрезками после рабочих дней — крошечными лоскутами, годными разве что на изготовление прокладок. Дина зарылась руками в эту гору мелких отходов и рассмеялась. Здесь материала лет на пятьдесят хватит. Столько прокладок ей не понадобится. Собрав в мешок разумную долю лоскутов, Дина решила выбросить остальные.

Но потом ей снова пришла на ум жена Ома. Молодой и здоровой женщине они могут пригодиться. «Лучше пока сохранить все», — подумала она и с радостью запихнула тряпки обратно на полку.

Большая уборка облегчила дни ожидания. Дина задумалась и о веранде, на которой вскоре будут жить молодожены и дядя. «Теперь одним постельным бельем не обойдешься», — решила она, и стала шить новые простыни из оставшегося материала «Оревуар».

Педаль машины Ишвара была для нее тяжеловата — она никогда раньше не шила на этой модели «зингера». Дина пересела за ручную машинку тети Ширин, и тогда шитье стало удовольствием. С каждым новым швом она радовалась, что у нее есть материя для таких важных нужд.

Еще ее беспокоила картина спящих на веранде Ишвара, Ома и его жены. Представить не могу, чтобы в мою первую брачную ночь в одной комнате со мной и Рустамом спали бы дядя Дараб и тетя Ширин.

Все, что ей удалось придумать — это протянуть посреди веранды занавеску. Дина измерила расстояние, потом сшила вместе самые прочные куски ткани из остатков. Лучше символическая стена, чем никакая.

Дина надеялась, что Ишвар и Ом оценят ее усилия. Она сделала все, что смогла. Если молодая жена будет так же стараться, они поладят.

Два гвоздя, бечевка — и вот видимость перегородки готова. Дина отступила, разглядывая занавеску с обеих сторон. «В жизни бедняков много символического», — решила она.

Стоило портным вытащить из вагона дорожный сундук, как к ним тут же поспешила худая бородатая фигура.

— Наконец-то вы здесь! — И мужчина захлопал от радости в ладоши.

— Дядя Ашраф! А мы собирались устроить тебе сюрприз, заявившись в мастерскую! — Оттащив вещи в сторону, они пожимали друг другу руки, обнимались и заливались смехом, причиной которого была радость от встречи.

Ишвар и Ом были единственными, кто вышел на этой остановке. Два носильщика, отдыхавшие рядом с водопроводным краном, даже не пошевелились: инстинкт подсказывал, что их услуги здесь не потребуются.

Шум двигателя вскоре пробудил станцию от сна. К поезду заторопились продавцы фруктов, холодных напитков, чая, пакоры, фруктового мороженого, темных очков, журналов — воздух наполнился громкими криками.

— Пойдем отсюда, — сказал Ашраф. — Поедем домой, вы наверно устали. Сначала перекусим, а потом вы расскажете, каких чудес насмотрелись в большом городе.

Рядом женщина с небольшой корзинкой винных ягод протяжно тянула: «Инжир!» Когда мужчины проходили мимо, крик звучал зазывающе, но они не остановились, и тогда в нем послышался упрек. Однако ее крик не прервался, теперь она шла вдоль поезда, в окнах которого портретами застыли пассажиры. Она медленно двигалась вдоль вагонов, удерживая корзину на бедре, где та покачивалась как ребенок. Проводник дал предупреждающий свисток, пробудив спящую рядом с путями рыжеватого цвета дворняжку. Та лениво почесала за ухом, сморщив морду, как бреющий лицо мужчина.

— Дядя, ты гений, — сказал Ом. — Мы ведь не писали, когда приедем, а ты все-таки пришел. Как ты догадался?

— Да никак, — засмеялся Ашраф. — Я просто ждал вас на этой неделе. А поезд каждый день приходит в одно и то же время.

— Так ты встречал нас каждый день? А как же твой магазин?

— Сейчас мало работы. — И он потянулся к багажу, желая помочь. Рука его, вся в венах, непроизвольно тряслась. Снова прозвучал звонок, и поезд прогромыхал мимо них. Продавцы мгновенно испарились. Теперь станция стала похожа на покинутый дом — не спящий, а именно оставленный.

Но эта пустота оказалась временной. Из тени навесов и сараев выползли тощие фигуры. Одетые в тряпки и изнемогающие от голода люди спустились с платформы на рельсы и пошли по шпалам, высматривая, не осталось ли чего после ушедшего поезда, и время от времени наклонялись, подбирая объедки. Если две руки хватались за одну добычу, завязывалась драка. Дерево и гравий на тех местах, где наверху располагались туалеты, были мокрыми, дурно пахли, и над ними вились мухи. Армия оборванцев подбирала бумагу, остатки еды, пластиковые пакеты, крышки и пробки от бутылок — все это, бездумно выброшенное из поезда, представляло для них ценность. Находки они складывали в мешки из дерюги, потом снова ускользали в тень, сортировали собранное и дожидались следующего поезда.