Вадим Прокофьев - Наш Артем

…Был канун вербного воскресенья. Вечер теплого весеннего дня. Празднично одетые горожане высыпали на улицы. Благостное настроение, в руках детей и взрослых ветки вербы с распустившимися желто-зелеными почками, похожими на больших мохнатых жуков.

На заводской окраине, на Петинке, в церкви при Кирилло-Мефодиевском кладбище, полным-полно народу. Идет праздничная служба. Толпы верующих волна за волной стекаются сюда со всех сторон. Самое удобное время в этой праздничной суматохе провести неподалеку на кладбище массовку.

Вместе с богомольцами в церковь явились участники намеченного Артемом митинга. Полиции и в голову не могло прийти, что в среду богомольных прихожан затесались харьковские социал-демократы и сочувствующие им рабочие.

Как и было условлено, в церкви не задерживались, по двое, по трое выходили из храма и спускались по склону оврага на Татарское кладбище. Старое, заброшенное, заросшее кустарником, оно хорошо скрывало людей. Там и начали митинг. Расчет был таков, чтобы массовку закончить до завершения церковной службы и вместе с толпой богомольцев незаметно выйти с кладбища на улицу.

Страсти накалялись. Уже кончилась служба в церкви и богомольцы разошлись, а митинг на Татарском кладбище еще продолжался.

Кто-то, очевидно, проследил за участниками массовки и дал знать полиции.

Часу в десятом вечера рабочие патрули, расставленные на Балашовском вокзале, у паровозостроительного завода, стали подавать сигналы тревоги.

Выступление Артема настолько приковало внимание участников митинга, что этих сигналов никто не заметил. И только тогда, когда один из «маяков» прибежал и закричал: «Спасайтесь!» — все опомнились. Более опытные, уже знакомые с казацкой нагайкой, советовали уходить не на улицу, а в глубь кладбища, они увлекли за собой еще не побывавших в подобных переделках рабочих. Артем был с ними. Те же, кто смалодушничал и поспешил к главному выходу с кладбища, наскочили на казаков. Дальше пошло обычное: удары нагайкой, а убегающим — вдогонку пули.

Трое казаков устремились по аллеям кладбища, преследуя группу рабочих, в которой находился и Артем. Когда казаки почти настигли беглецов, кто-то из уходивших заметил свежевырытые могилы. Недолго думая, прыгнули в них. Казаки уже предвкушали победу, и вдруг беглецы исчезли! Казаки резко осадили лошадей. Один из них в темноте вывалился из седла и угодил в могилу. От ужаса закричал. Двое преследователей не помня себя от страха повернули коней, послали их галопом, но не тут-то было: в темноте лошади сразу же напоролись на могильные ограды, от боли кони буквально взбесились, казаки повылетали из седел…

Через несколько дней по Харькову пронесся слух, что троих казаков отправили по домам на Дон, так как они немного свихнулись…

Артем прислушался. Где-то в ночи раздавались выстрелы, неслась ругань. Но вскоре все смолкло. Взошла луна, осветив печальные надгробья. Рабочие, которые прятались в могилах, тихонько вылезли, бесшумно пробрались к забору паровозостроительного завода, перелезли через него и с ночной сменой вышли на улицу.

И все же в этот вечер было арестовано сорок товарищей.

В Лондоне готовился созыв III съезда РСДРП.

Делегатом на съезд от Харьковской организации большевиков уехал Пал Палыч (Авилов). Представитель харьковского революционного пролетариата увез с собой резолюцию, написанную Артемом и единогласно принятую группой «Вперед». В резолюции выдвигалось требование практической и немедленной подготовки к вооруженному восстанию.

Большевики Харькова тем временем приступили к организации боевой дружины.

На III съезд в Лондоне меньшевики не послали своих делегатов, собрались отдельно. Раскол в РСДРП углубился.

III съезд поставил на повестку дня вопрос о вооруженном восстании, а ближайшей задачей, смотром сил должно было стать празднование Первого мая.

В подпольной типографии на станке, тайно изготовленном рабочими паровозостроительного завода, печатались первомайские воззвания группы «Вперед».

27 апреля. Тепло, солнечно. Весна всегда несет с собой ожидание чего-то радостного, праздничного. Сегодня на паровозостроительном заводе это праздничное настроение особенно чувствуется. Молчат станки, неподвижны локомотивы, а по всему заводу перекатывается гул людских голосов. Заводская столовая не может вместить сразу всех, но всем хочется послушать, что скажут большевики. Кому-то пришло в голову выставить окна, и тогда сказанное в столовой услышат те, кто остался на дворе.