Вадим Прокофьев - Наш Артем

Артем остановился у газетной витрины. Бегло просмотрел колонки с официальными сообщениями. Ничего интересного. Газета большая, ее нужно читать внимательно, это он сделает, возвратившись в свою коммуну. Вместе с товарищами ознакомится с очередными творениями Иозефовича. Надо готовить в Харькове базу для издания своей партийной газеты. Дело это архиважное.

Ну, а пока посмотрим, что приготовил Иозефович для развлечения своих господ читателей. В колонке «Смесь» заметка «Хитрость обезьяны». В первой же фразе имя профессора Мечникова. Это уж совсем любопытно. С чего бы этот Иозефович вытащил на газетную полосу опального профессора? Видно, никуда не денешься — Илья Ильич гордость харьковчан. Здесь, в Харькове, он учился во 2-й казенной гимназии, получил золотую медаль, в два года завершил курс Харьковского университета и еще юношей сделал первые шаги в науке…

Артем на какие-то мгновения мысленно перенесся в Париж, в его пригород — Севр, где живет Илья Ильич и где Артем провел столько дорогих для него часов общения с великим ученым и с интереснейшими людьми, бывавшими на даче Мечникова…

«…Для своих научных опытов профессор Мечников выписал в Париж из Лондона обезьяну — самку из породы орангутангов, назвал ее Виргинией. Обезьяна Виргиния имела своеобразную любовь к спиртным напиткам; это выяснилось следующим образом. Виргиния однажды простудилась и начала отчаянно кашлять… Тогда профессор, желая облегчить страдания Виргинии, решил дать ей стакан глинтвейна, и кашель стал уменьшаться… Хотя кашель прошел, но Виргинии так понравился глинтвейн, что каждое утро она начинала опять кашлять, так как по своим наблюдениям заметила, что глинтвейн ей дают во время кашля. Конечно, неестественность ее кашля заметили, но из-за желания доставить ей удовольствие продолжали давать вино… Рядом с клеткой Виргинии сидела другая обезьяна, Фракастер, которая тоже начала кашлять, симулируя болезнь. Ей вина не дали, хотя она добросовестно старалась во всем подражать своей соседке Виргинии…»

Забавный пустячок о любви Виргинии к спиртному и ни слова о том, с какими неимоверными трудностями было связано приобретение человекообразных обезьян. Эксперименты над этими дорогостоящими животными должны были пролить свет на вечные загадки жизни и смерти, проблемы долголетия, над которыми билась беспокойная мысль ученого.

Артем купил газету, сложил ее, сунул в карман. В голове теснились картины и образы такого недавнего и теперь уже далекого прошлого.

Артем перешел улицу, зашел в небольшой сквер. Зима в Харькове обычно мягкая, но в этом году она очень снежная. Сегодня, в честь воскресенья, солнце не скупится на улыбки. Чья-то добрая душа очистила от снега скамейки, и их заняли няни, бабушки. Кругом щебечет детвора. Катают снежную бабу. Какой-то карапуз грозит снежком обидевшему его прохожему.

Артем нашел свободную скамейку, присел, вытащил газету, снова на глаза попалась заметка о Мечникове. Право, это имя обрело значение символа для целого куска его жизни, трудного куска, но прекрасного, как прекрасна юность. Теперь, через три года, он может посмотреть на себя как бы со стороны. Впрочем, даже вспоминая, воскрешая картины былого, невозможно думать о себе в третьем лице. Невозможно, но если тебя уже потянуло на воспоминания, то необходимо.

Тьфу, черт! Устал, что ли? Даже к воспоминаниям нужно относиться, как к копилке опыта и не более. Вот так, Федор Сергеев.

…Неподалеку от завода сельскохозяйственных машин раскинулся больничный городок, окруженный высокими кирпичными стенами, — Харьковская губернская психиатрическая больница, Сабурова дача.

Завод Гельферих-Саде и через речушку — больница. Соседство удобное. Чутьем конспиратора Артем оценил возможности, которые представляла для подпольной работы изолированная от внешнего мира Сабурова дача. И теперь Артем частенько заглядывал сюда.

…Кочегар Сабурки подбросил в топку последние лопаты угля. Передал дежурство сменщику, умылся и вышел из котельной. Звездный полог повис над землей. Тепло. Весна вступила в свои права. Кочегар поспешил к мосту через ручей. Он с нетерпением ожидал этого вечера. Днем дружок сообщил, что сегодня за речкой новый товарищ будет вести беседу с рабочими.

На полянке собралось человек пятнадцать, люди друг другу знакомые, посторонних нет.

— Больше никто не придет? — спросил басовитым голосом агитатор, которого многие из собравшихся еще не знали. — Можно начинать?