Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

— А зачем?

— Я наймусь в зоопарк работать пони. Детишек катать.

Под кайфом Вову посещали самые причудливые желания. Мне Вова нравился и без хуев по всей спине — высокий, широкоплечий, с копной пшеничных волос и ярко-синими глазами. Высокие скулы, волевой подбородок, мягкий баритон — идеальная дрочилкина греза. Один в один Мартин Иден, еще не обглоданный слепыми тварями океана.

Он был из тех людей, которым дается счастливый дар неосознания собственной красоты. Им живется легко — внешность их ни к чему не обязывает, они не боятся «плохо выглядеть», и старость для них — пора мудрости, а не одиночества. В год нашего знакомства я учился на первом курсе, а мой сосед по комнате Вова — на шестом.

До этого он был женат на девушке из респектабельной еврейской семьи, за которой маячила стоматологическая клиника ее папы. С точки зрения завоевателя больших городов, такой брак был пределом мечтаний. С точки зрения Вовы — полная хуйня, как и другие буржуазные ценности. Поэтому Вова, презрев тихие стоматологические радости, переехал в общагу, договорившись с супругой о разводе.

Отвязная носатая Нонна приходила к бывшему мужу в гости, и они трахались на огромной кровати, которую мы с Вовой сколотили, чтобы, с одной стороны, не толкать друг друга локтями во время секса со своими посетителями, а с другой — иметь возможность непринужденно перевести парный секс в групповой.

Из-за пьяных безобразий Нонна и Вова все время обламывались с разводом — один раз они его проспали, в другой раз Нонна забыла дома свидетельство о браке, в третий раз Вове было лень на него пойти.

В целом, сосед был идеальный — добрый, ленивый и без патологической аккуратности: мы договорились, что комнату будет убирать тот, кому это больше надо, и комнату убирала Нонна. Ей по жизни было «больше всех надо».

Вова же был равнодушен ко всему, кроме анаши и оперативной хирургии. Он ленив настолько, что когда я полез с домогательствами, ему стало лень отказать похотливому тинейджеру. За всю обширную половую биографию мне повстречалось только пять великолепных любовников, и этот был первым из пяти. Повторять в дальнейшем «божественное соитие» мы не стали, рассудив, что лучше хорошее соседство и сложносочиненный групповой секс, чем неясный по перспективам роман.

Пожив с Вовой на одной территории, я понял, что в сексе являюсь закомплексованным ханжой.

Открыв однажды дверь, я обнаружил голого соседа, который, извиваясь мускулистым телом, мастурбировал о мой обогреватель, обещая на нем жениться. Пересчитав гильзы от «Беломора» и внимательно осмотрев пустой пузырек от кетамина, я решил не удивляться.

Подумаешь, будущий хирург имеет обогреватель. Эка невидаль.

Вечером мы пошли с Вовой в кафе, где на контрастную пару блондин-брюнет запали две тетеньки ювелирторговского вида.

— Вовик, ну они же страшные и старые!

— И что? Им тоже хочется любви.

Тетеньки оказались хозяйками заведения, и через полтора часа мы весело копошились в их кабинете. Тетенька, которой достался я (пергидролевая блондинка, сорок три, взрослая дочь и инженер-муж), сообщила, что у нее месячные, и страстным питбулем повисла на моей верхней губе. Карменистая фея (сорок четыре, детей нет, ходила в молодости в плаванье коком, напахала абортов), отхватившая себе Вову, задрала кургузые ноги на молодецкие плечи и писала бедрами восьмерку...

Усталые и с полной сумкой ресторанной жратвы мы вернулись домой. В воздухе дрожала грязно-белая ночь, утром мы разъезжались — я на каникулы, Вова — в какие-то деревенские края, где выбил себе место единственного на двадцать верст врача.

Между лангетом и восьмой рюмкой «Ахтамара» сосед посмотрел на меня с неожиданным сочувствием, и сказал:

— Ты живешь страстями, а ведь все, что нужно от тебя человечеству — равнодушие.

Вова затерялся где-то в лесах под Выборгом, как и хотел. А я только лет через пять понял, что он хотел мне сказать. И с каждым годом осознаю его правоту все четче. Спасибо тебе, случайный ангел.

Перед отлетом мне нужно зайти еще в один дом. Если уж проводить инвентаризацию своих городов, то проводить до конца.

...Тополь растет под окном столько, сколько я помню этот дом. Из-за его ветвей мне не видна старуха, сидящая у открытого окна, но я знаю, что она там сидит — дождя сегодня нет. Я специально крадусь по бетонной каемочке подъезда, чтобы она не засекла меня на мониторе своего радара, заключенном в оконную раму.