— Да, бывает. Совсем не так давно явился во втором часу ночи. И не один, а с товарищем. Как это понимать? — отвечала с вызовом Катерина.
— Такое поведение не делает ему чести, — согласился Бедов. — И по этому поводу я обязательно с ним переговорю, — нахмурив брови, заверил он Катерину, про себя прикидывая, что врежет Филиппову самым серьезным образом даже несмотря на приятельские отношения, сложившиеся между ними. А вслух еще раз подтвердил свое искреннее намерение: — Не беспокойтесь, а главное, не сомневайтесь, очень крепко поговорю с ним. Кстати, Екатерина Алексеевна, моя жена тоже регулярно выговаривает мне за эти ужины по служебной необходимости. Однако должен честно и откровенно признаться, что невозможно вести себя иначе ни мне, ни Владимиру, ни кому-либо другому. Такова жизнь. И вы должны осознать и принять это.
— А может, поговорить с ним на партийном бюро? — не отступала Катерина.
— Можно и на бюро, — без энтузиазма согласился Бедов. — А если за ночные выходки, да если что-то еще накопают, вашего муженька исключат из партии? Знаете, что тогда будет?
— Он осознает свои ошибки и поведет себя по-другому.
— Нет, уважаемая Екатерина Алексеевна, тогда Владимиру Алексеевичу Филиппову здесь уже не работать! Кстати, а почему он пришел поздно? Вы интересовались?
— Нет! И узнавать не собираюсь.
— Напрасно. На мой взгляд, вы должны с ним объясниться по этому поводу, — настоятельно посоветовал Бедов. — А насчет обращения в партийное бюро, чтобы завести персональное дело на человека, — это, простите, считаю преждевременный шаг. Думаю, на первый раз достаточно будет моей с ним беседы. А уж в своих семейных отношениях разбирайтесь сами. Или вы намерены развестись с ним?
— Нет. Посмотрю, как он будет вести себя дальше.
— Ну что ж, давайте на этом и закончим наш разговор, — предложил Бедов. — В случае чего не торопитесь идти в партбюро или к Славянову, посоветуйтесь со мной. Договорились?
— Договорились, Федор Александрович, — охотно согласилась Катерина и тут же добавила: — Большое вам спасибо, что приняли и выслушали меня. На душе сразу легче стало.
Раскрасневшаяся и довольная, Катерина как на крыльях выпорхнула из кабинета заместителя председателя облисполкома и, сказав слова самой восторженной благодарности его секретарше, отправилась на работу.
…По дороге в районный центр Муртазовку Филиппов, удобно устроившись на заднем сиденье, пытался не спеша и самым серьезным образом проанализировать свои отношения с женой.
О переживаемых им семейных неладах он никому, кроме «маршала», не рассказывал и ни с кем не советовался, как быть дальше. Конечно, неприятно, когда приходишь домой после проводов шефа в отпуск, а жена, фыркнув и бросив любимую фразу: «Ты неисправим!» — демонстративно удаляется в другую комнату, не желая его видеть. Если ей нравится это, что ж, пусть все так и остается. Филиппов ничего не собирался менять в своей жизни, зная, что значение семьи и прав Катерины он никогда в своей жизни не умалял и не ставил под сомнение. И потому он вел себя как ни в чем не бывало: по-прежнему жил дома, отдавал деньги, завтракал и ужинал тем, что найдет на кухне, спал на диване в большой комнате и мыслями витал уже в Лисентуках, где мечтал вместе с Аленой прогуливаться по ухоженным дорожкам санатория «Голубая Русь», в котором он уже не раз отдыхал.
Для поездки туда он предусмотрел и уже принял необходимые меры, чтобы отпуск прошел на соответствующем уровне. Первым делом позвонил главному врачу санатория и, пообещав ему привезти заказанный набор знаменитой хохломы, а конкретно «Братину», сообщил день своего приезда и попросил подержать в резерве одноместный номер, на что было получено искреннее заверение в безусловном исполнении просьбы.
Кроме того, Филиппов накупил массу поштучных подарков для лечащего врача и обслуживающего персонала. Не забыл он приобрести на всякий случай и определенное количество «Посольской», пользующейся большим спросом у отдыхающих и у персонала, кое-что из деликатесов: батон копченой колбасы, несколько баночек крабов, икры.
Ожидание отпуска радовало и успокаивало уязвленное самолюбие Владимира из-за непредсказуемого и неприемлемого им отношения к нему Катерины, хотя он понимал, что рано или поздно, но ему придется когда-нибудь налаживать семейную жизнь, и он сделает для этого все необходимое. А сейчас грудь его распирало от счастья при одной мысли о том, что вымотавшее немало нервов письмо из Комитета по делам изобретений и открытий по жалобе Воробьева на него, Владимира Филиппова, за мнимое соавторство, повестка в районный народный суд — все это уже в прошлом. Он по-прежнему продолжает крепко сидеть в кресле помощника председателя облисполкома, а теперь вот едет к себе на родину в служебную командировку и, удобно устроившись на мягком сиденье «Волги», с улыбкой на лице пересчитывает дни, оставшиеся до его отъезда с любимой женщиной в санаторий, и эти его отношения с Аленой — совсем другое дело: она уже получила отпускные, оформила санаторную карту и ждет не дождется их отъезда, радостная и тоже счастливая.
Читать дальше