Валентин Крючков - На крутом переломе

Никаноров зашел в комнату старшего сына. Вроде, совсем недавно Борис учился, боксом занимался. Мужал, рос. На Любе Кудриной жениться хотел. Но все как-то не сложилось у него. И парень хороший. Наверное, слишком хороший. Гордый и сильный. Подающий надежды математик, до конца не раскрывшийся спортсмен. Фотографии его поединков на ринге стали самыми дорогими реликвиями. Комната сына — это своеобразный музей мастера спорта Бориса Никанорова, воина-интернационалиста. Здесь собраны все его письма, дневники, почетные грамоты и дипломы. Спортивная амуниция. В семье так решили. В память о Борисе, с думой о будущем. Уже несколько раз приходили пионеры и комсомольцы. Расспрашивали, смотрели фотографии, читали его письма. Дневники читать посторонним не разрешали. Письма — пожалуйста. Они были собраны в той последовательности, как их получали. С первого и до последнего.

Никаноров тоже перечитывал эти письма, начиная с первого, тихо роняя слезы на строчки солдатской, сыновней исповеди.

«Здравствуйте, мои дорогие! Очень о вас соскучился. Но не до сантиментов. На это времени не хватает. Служба идет нормально. Я уже полностью освоился с армейским распорядком. Рядом со мной много хороших, замечательных ребят. Есть, конечно, и нытики. Мы интенсивно занимаемся. Но мне эти нагрузки вполне по плечу: все же спортсмен. На тренировках, не говоря уже о соревнованиях, было гораздо тяжелее. К тому же я спортсмен не простой. А с титулом. Но об этом я не говорил пока никому. Скажу, когда наступит время. Вас всех обнимаю и крепко целую. Борис».

«Я удивился, когда узнал, что Н… убежал из армии. Я знаю: он слаб. Однако убежать — ведь это такое дело! Мне не хочется верить, однако — факт. На этом месте нам осталось жить немного. Здесь нас лишь порядком подучат. Условия тут близки к реальным, где нам предстоит показать себя. Здесь школа. Суровая школа. Теперь на счет денег. Они у меня есть. И тратить их некуда. Мы лазаем по горам, делаем переходы, бегаем кроссы, одним словом, готовимся к предстоящей нелегкой воинской службе. Погода хорошая. Правда, немного жарковато, да что там немного — жара несусветная: градусов сорок пять. Все дни заняты до предела. Времени свободного почти нет. Вот и письмо вам пишу на привале. Здесь очень красивые горы, ущелья. Правда, лазить по ним опасно. Всякой гадости в них полным-полно: змеи, тарантулы, скорпионы, пауки ядовитые. Но это все терпимо. Привет дедушке и бабушке, соседям и всем знакомым. Скоро у меня будут изменения по службе. Все. Целую и обнимаю. Борис».

«Здравствуй, дорогой мой братишка! Ты спрашиваешь, Вадик, как я сюда попал? Очень просто. Мой год уже призвался. И я мог, если бы сказал Ильичу, остаться в институте. Это проще пареной репы. Но в жизни у меня все сложилось не в мою пользу. Не так, как предполагал. И мне захотелось куда-то уехать, чтоб не видеть людей, из-за которых я не находил себе места. Не думай, это тебя, папы и мамы не касается. И я узнал, что только из армии можно попасть в ту страну, где требуется наша помощь. Состояние мое было такое, что готов хоть куда! Хоть на край света. Когда вернусь, расскажу, и ты поймешь меня. И вот теперь, здесь, в армии, после того как мы прошли изрядную школу, прекрасно подготовились, я подал заявление. Как у тебя дела? Как тренировки? Учеба? К каким соревнованиям готовишься? Пиши мне все подробно. Очень прошу тебя. Передай деду, что, как вернусь, приеду к нему в гости. А после института попрошусь в село преподавателем. И пусть он передаст мой горячий привет той самой девушке, которая приезжала с ним. Крепко обнимаю и целую тебя, мой дорогой братишка. Борис».

«Привет на Родину! Письма ваши получил. Живем в горах. Температура где-то за сорок. Обалдеть можно. Но я привык. Загорел, стал как настоящий азиат. Жаль, что отсюда нельзя высылать фотографии. Папа и Вадик, я вас очень прошу: не расстраивайтесь, что я попал в Афганистан. Ведь я здесь не один. Мой призыв, с которым был на сборах, весь служит здесь. Немало тут и земляков из нашего города. Так что жить можно. И очень прошу: не позорьте меня и никуда не ходите, не просите, чтоб вернули в Союз. Конечно, Ильич может многое повернуть по-другому. Но это будет подлостью с моей стороны. Не могу же я предать тех, кто не раз и не два спасал мне жизнь? И не буду! Даю слово. Завтра опять уходим на задание. И будем там дней тридцать. Как вернусь — напишу. Теперь о том, как нас кормят. Не волнуйтесь: кормят отменно. Кофе со сгущенным молоком, много мяса. Все хорошо. Когда вернемся, напишу. Главное вы пишите почаще. Целую и обнимаю. Борис. Желаю вам крепкого здоровья. Особенно тебе, дорогая моя мамочка. Я почему-то твердо верю, что ты вернешься, если уже не вернулась. Мне так хочется, чтоб именно так все и было. И пусть, вернулась ты или не вернулась, в моих письмах тебе всегда будет весточка от меня».