Лев Давыдычев - Случайный спутник (Повести и рассказы)

— Да ну?

— И не смейтесь, пожалуйста.

— Я, в общем, не смеюсь. Вы учиться?

— Учиться, учиться, — торопливо соврала Натали, потому что не смогла от неожиданности придумать ничего более правдоподобного, и опять покраснела. — Вернее, попытаться.

— Куда?

— Мне хотелось бы в педагогический.

— Это вам не подойдет.

— Ну почему?

— Рост маленький. Дразнить ученики будут. Авторитета не завоевать.

Натали ответила серьезно:

— Завоюю.

Парень кивнул.

— А вы учиться? — спросила она.

— Нет. Просто так. По Москве побродить.

Ей было хорошо стоять рядом с ним. Головой она едва доставала ему до плеча, — чтобы слышать ее шепот, он наклонялся, — и это было еще приятнее.

Потом она с блаженством пила чай. Ее забавляло все: и то, что он плещется, и то, что она обжигается, и то, что можно заказать столько стаканов, сколько хочешь. А главное — она одна, впервые в жизни сама себе хозяйка. Натали даже хихикнула несколько раз.

А парень был грустный и улыбался лишь тогда, когда встречался с ней взглядом. И улыбка была тоже невеселой.

— Приятно на вас посмотреть, — сказал он, — радостная вы до предела.

Они снова встали у окна.

— Звать вас как? — спросил парень. — Меня Виктор.

— А меня… — она помолчала, раздумывая — соврать или не соврать, и ответила с отчаянием: — А меня назвали Натали. Вот!

— А что? Натали. Красивое имя.

— Красивое, — насмешливо согласилась она, — представляете: Натали Петровна!

— Ну и что? Вот если у меня родится дочь, я обязательно назову ее Настей. А если сын — Степа. Но и Натали — совсем неплохо. И очень переживаете?

— Иногда — ужасно!

— Зря. Кстати, вам идет это имя.

Встречный состав прогромыхал, казалось, по крыше вагона. Натали долго ждала, пока он затихнет…

Виктор молчал.

Она спросила, подавив робость:

— Почему вы невеселый?

— Нет, я в принципе веселый, — грустно отозвался он. — Был веселый.

А ей захотелось провести ладошкой по его льняным кудрям. Она устыдилась этого желания и отвернулась. И сколько ни пыталась смотреть в окно, придумывать фразы под стук колес, а — думалось о Викторе. Ей верилось, что она может помочь ему чем-то, только не знала, чем.

И сказала опять с отчаянием:

— Вы странный.

— Обыкновенный я, — сказал Виктор, — самый что ни на есть обыкновенный. А мечтал, представьте себе, быть незаурядным. Личностью мечтал стать. А превратился… — он махнул рукой.

— Почему вы о себе говорите в прошедшем времени?

— Нет, вы все-таки цып-цып-цып. — Виктор рассмеялся и провел ладонью по ее голове, и Натали закрыла глаза. — Подрастете, поймете кое-что, можно будет с вами о жизни философствовать.

Когда она пришла в себя от его прикосновения, Виктора рядом не было. Натали всполошилась. Она жалела его, и жалость оказалась неожиданно острой. «Я должна помочь ему, — торопливо думала Натали, — я могу ему помочь, только не знаю — как!»

И все вместе — и то, что она впервые ехала одна, и стук колес, и воспоминание о том, как его ладонь прикоснулась к ее волосам, и то, что в сердце была жалость, и желание сейчас же увидеть его — все это было радостно и тревожно. Все было впервые.

И когда Виктор подошел, Натали призналась:

— А я ждала вас.

Глаза его стали еще грустнее, он сказал:

— Спасибо.

— За что?

— За то, что ждали.

Она недоуменно пожала плечами, и Виктор проговорил:

— Это вы странная, а не я.

— Я не странная, — сказала Натали, — я просто нелепая. Да, да. У меня как-то глупо получается. То есть не глупо, конечно, а… Когда папа ушел на фронт…

И Натали впервые в жизни рассказала о себе. Рассказывая, она не смотрела на Виктора, даже вроде бы и забыла о нем, хотя каждым своим словом обращалась к нему.

— Мне жаль маму, — устало заканчивала она, — и себя тоже. У всех есть дом, а мне противно приходить туда. И я часто слоняюсь по улицам, чтобы прийти домой позднее, быстренько что-нибудь съесть на кухне и — в свою комнату. Но и там плохо. Только когда с головой накроюсь одеялом, тогда я одна. А утром я убегаю.

— Давай на «ты», — предложил Виктор, — и пойдем в тамбур.

А была уже ночь.

— Да, никакая ты не цып-цып-цып, — сказал Виктор. — Поступай в институт, лучше, конечно, в Москве, и будешь жить нормально.

— А мама?

— А ей еще хуже, когда ты рядом. Со мной примерно то же самое было. Только у меня мачеха. И отцу было стыдно передо мной, она помыкала им.

— Ты ушел от них?

— Отец умер. А мачеха просто попросила меня удалиться. Я тогда техникум заканчивал. Дали место в общежитии.