Александр Сердюк - Порог дома твоего

Аниськин обошел прицеп, снова постоял у двери, размышляя, и решил доложить капитану. Ковальчук приказал:

— Еще раз тщательно осмотрите тент. С боков, сверху… Да, да, и обязательно сверху… Особенно швы. Каждый прощупайте пальцами. Такая полоса могла получиться, если на крышу кто-то лез и вытер собою пыль. Если замок и пломба не тронуты, а брезент не вспорот, тогда все в порядке — кроме железа ничего там нет.

Когда Аниськин вернулся, водители по-прежнему не проявляли ни малейшего беспокойства. Но они могли и не заметить — задняя стенка прицепа от их кабины далеко, ехали ночью, в дождь… Попробуй, угляди, что там творится.

Контролер начал со швов. Боковые были в полной сохранности. А вот наверху сразу же увидел неровную дорожку сквозного свежего пореза, имевшего примерно полуметровую длину. И толстая черная нитка, которой этот разрез был наскоро зашит, тоже казалась свежей, невыгоревшей. Значит, портняжничали здесь совсем недавно.

Младший сержант поддел пальцем нитку, потянул на себя. Она легко порвалась. Сквозь образовавшееся отверстие, в полумраке, Аниськин разглядел крупные металлические конструкции, значившиеся в путевом листе, а затем и двух мужчин, тесно жавшихся друг к Другу…

Отец и сын помолчали, думая каждый о своем, Валерий снова попросил:

— Ну, а теперь уж давай самую знаменательную из твоих последних историй, давно ведь обещал.

— Жадный же ты у меня, однако, — сказал, улыбаясь, Василий Григорьевич. — Так мы с тобой и всю ночь просидим. Ну, да ладно, раз уж пообещал… Тем более, это контрабанда совсем иного свойства, та самая, которая нынче все больше в моду входит. Не паюсная икра и даже не ассигнации. Она вроде взрывчатки, но только для человеческих душ.

В тот день Василий Григорьевич утром заступил на пост у моста через пограничную реку. Летнее время — пора горячая. Машины с туристами катили одна за другой. Огромные многоместные «Икарусы», покрытые пылью европейских автострад, легковые всевозможных марок — «мерседесы», «форды», «фиаты»… Пассажиров надо было встретить и всех, кто имел на то законные основания, пропустить в страну. Но среди гостей могли быть и лица с недобрыми намерениями.

Много уже машин оформил на «въезд» Василий Григорьевич, и настроение у него сохранялось хорошее. Все пожаловавшие к нам в гости предъявляли необходимые документы, ничего запретного с собой не везли, отчего же портиться настроению? Сделает прапорщик отметку в паспорте, возьмет под козырек — дескать, милости просим, желаю приятного путешествия — и приглашает на контрольный пост следующих. Но так было только до тех пор, пока не подкатил микроавтобус марки «фольксваген».

Хотя номер у микроавтобуса был и многозначный, прапорщик запомнил его сразу. Начинался он с цифр — 114, за ними стояла буква «Z», а далее опять шли цифры — 8725… Вот этот-то «микро» и испортил всю картину.

Автобус отличался особой привлекательностью своих внешних форм и внутренним комфортом; все в нем было устроено с большой предусмотрительностью и вкусом. Тот же дачный домик, только крохотных размеров и на колесах. В уютном салоне — газовая плита, круглый обеденный стол, легкие, из алюминия, кресла, мягкий диван. Нашлось в салоне место и для детской кроватки, поскольку в числе трех пассажиров, отправившихся в столь дальнее путешествие, был и грудной младенец.

Переезд границы — момент торжественный, но крохе до него не было ни малейшего дела. Все происходившее вокруг нисколько не занимало малыша. Он покоился на руках у своей молодой мамаши, сидевшей в кабине, рядом с водителем, и, громко агукая, размахивал высвободившимися ручонками. Однако, когда распахнулась дверца и у кабины остановился человек в зеленой фуражке, мгновенно затих и уставился на него своими круглыми, расширившимися от удивления глазками. Встретившись с его сосредоточенным и как бы неестественно посерьезневшим взглядом, Самохвалов невольно улыбнулся.

Третий пассажир, а точнее — глава этой маленькой семьи, управлявший «фольксвагеном», все еще не выпускал из рук баранку. Он как-то настороженно, украдкой переглянулся со своей спутницей, заглушил двигатель и, оставив, наконец, руль в покое, неохотно полез во внутренний карман куртки. Там у него лежали документы. Согласно им, мужчина был подданным США. По логике вещей, такое же подданство должна была иметь и его супруга, однако предъявленный ею паспорт свидетельствовал, что миссис Эни Мари — англичанка.