Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

Старик снова улыбнулся, немного грустно, и кивнул.

– Хорошо. Я буду тебя ждать.

На следующий день, который в череде пасмурных, выдался на удивление тёплым и солнечным, девочка, на сей раз без самоката, прижимая руки к груди и время от времени поглядывая себе за пазуху, подошла к скамейке, на которой сидел старик.

– Здравствуйте.

– Здравствуй.

– Папа сказал, что Вы плакали потому, что одинокий, – девочка осторожно расстегнула молнию на куртке, – Это Вам.

В подставленные ладони ткнулся серый пушистый комочек, который щурясь на солнце, тихонько пискнул.

– Его зовут Моня. Он у кошки нашей родился. У него ещё братики есть и сестра, но их уже всех раздали.

Старик посмотрел на мяукающего котёнка, затем на девочку, губы его задрожали и, прижав к груди маленькое трясущееся от страха тельце, опустил голову.

– Я побегу, меня папа ждёт. Во-о-о-н там, – девочка указала рукой в сторону, но старик этого уже не видел. Он весь как-то съёжился над этим котёнком и аккуратно, большим пальцем правой руки теребил того за ухом.

Девочка улыбнулась, глубоко вздохнула и, довольная, убежала прочь.

На скамейке в парке, словно ребёнок – тихонько, бережно прижимая к груди котёнка, плакал старый мужчина в выцветшем сером пальто. От счастья.

Почувствуй меня

Почувствуй меня

Янка поёжилась, затем сложила вместе ладони, захватив одной другую, и подышала на них. Убрала волосы в хвост, подтянула воротник толстовки, укрывая шею, и накинула поверх головы капюшон. Я посмотрел на неё и подумал, что она как-то естественно мила. Никакого позёрства.

Поленья затрещали, я подбросил ещё парочку, в воздух взвился фонтан искр. Деревья вокруг чернели, теряясь в ночи, лишь едва различались их силуэты. Я встал с корточек, подошёл к палатке, взял куртку, замер, прислушиваясь. Тишина. Если не считать назойливо-монотонного гула комаров, старательно выводящих одну ноту. Хотя нет, сверчки ещё и еле слышный шум ветра в кронах елей и сосен. А вот плюхнулось что-то в воду, лягушка скакнула или рыба плеснулась. Палатку поставили метрах в тридцати от берега, неудивительно, что комаров не брали даже спецсредства, которыми мы с Янкой тщательно опрыскались.

– Серёж, – позвала она меня.

– Да? – отозвался я тихонько.

– Тебе нравится моя грудь?

– Чего? – я не сразу понял о чём она.

– Да ладно. Ничего.

Я закурил. Дым прогнал гул. Подошёл к Янке, бережно укрыл её курткой – накинул на плечи, заботливо поправил.

– Серёж, дай мне тоже, – Янка показала рукой на сигарету.

– Ты такие не куришь. И вообще, бросаешь же.

– Дай.

Я протянул ей мягкую пачку «Явы» и зажигалку. Она закурила, лицо её на пару секунд осветилось ярче, и я увидел слезу, которая ползла по щеке. Стало тошно и больно. Что-то неприятное застыло в горле комком и никак не проглатывалось. Я достал мобильник, нажал кнопку, экран вспыхнул красками. Без десяти три. Мда.

– Яночка, ты спать не хоч…

– Нет.

– Поздно уже.

– Дай мне палочку крабовую.

– Закончились. Сосиски есть. Будешь?

– Давай, – она по-кошачьи выгнула спину.

Я щелчком отправил окурок в траву. Он описал красную дугу и пропал. Я подошёл к деревянному гостевому столу, чиркнул зажигалкой, нашёл упаковку сосисок, вытянул парочку, принёс Янке. Та выбросила «бычок» в костёр, аккуратно, двумя пальчиками взяла сосиску, пронзила её палочкой, поднесла к костру. Через несколько секунд сосиска зашкворчала.

– Она у тебя так сгорит. Кто ж в огонь-то суёт? Над углями надо, – сказал я.

– Серёж…

– Да?

– Я страшная, да? Некрасивая? Асексуальная? Обабилась? – с каким-то непонятным мне надрывом в голосе, произнесла она.

– Не понял. Чё за фигню ты город…

– Всё ты понял! – крикнула она, и в свете огня я заметил, как новая слеза немного извилистой струйкой скатилась по щеке.

Я почувствовал раздражение.

– Нет, не понял. И не пойму, пока ты внятно, с толком, с расстановкой, не объяснишь мне, что с тобой происходит!

Янка с шумом выдохнула. Затем отложила в сторону палочку с нанизанной на неё обгоревшей сосиской.

– Серёж, мне тридцать семь лет. Я старею.

– Фигня. Мне тридцать девять. Старше тебя на два года. Чувствую себя молодым.

– Это не одно и то же. Ты мужчина.

– Без разницы в данном случае.

– Разница очевидна. В данном случае, – передразнила она меня.

Я замолчал. Эта ситуация начинала злить. Реально злить. К тому же я хотел спать.

– Ты что, не понимаешь, что мы не в городе, Серёж? Мы в лесу. Ночью в лесу, понимаешь? Ты и я.