Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

- Хочешь чаю? – спросила Та.

Я кивнул. Я старался не смотреть на неё, как она и велела, но удавалось только благодаря тому, что она всё время то отворачивалась, то отходила мне за спину.

Спустя пару минут она поставила чай на стол, и, робея, я спросил:

- Ты та, о которой написано в этой инкунабуле?

Та не ответила. Просто повернулась и взглянула в глаза. Впервые за всё время, что я знал её.

О, Боже... Передать это чувство просто нельзя... Если бы она приказала мне разорвать себя на клетки ради неё, я не задумываясь сделал бы это... Как можно выразить чувства к Богине, которая позволила тебе любить себя? Тебе... жалкому... грязному... страшному... уродливому... мерзейшему созданию... недостойному дышать тем воздухом, которым дышит Она...

Та отвела взгляд и я испытал одновременно и огромное облегчение, будто вынырнул из водных глубин, наконец-то вдохнув такого желанного воздуха, и чувство брошенности, отверженности, такого сильного, что заплакал навзрыд, заревел, как девчонка, совершенно не стесняясь слёз...

И едва не потерял сознание, не рухнул со стулом на дощатый пол.

Потребовалось время, чтобы оклематься. Меня трясло, дрожали ноги, руки, будто я только что слез с американских горок, где чуть не полетел кувырком, когда веселье было в самом разгаре.

Та подошла к камину, где танцевал огонь.

Минут пять-семь мы молчали. Я понимал, что она ждёт, пока я приду в себя.

- Что ты надеялся здесь найти? – наконец тихо спросила она.

Вновь мне потребовалась пауза. Я медленно выдохнул, ощущая себя полным собранием мурашек удовольствия, и прошептал:

- “Excutiat conpedibus”... Никакой гравитации, другое дыхание... Хотел летать, как птица... вокруг Земли... на Марс, к Юпитеру... За пределы Солнечной системы...

5.

- Не смотри на меня, – снова сказала Та.

Я виновато кивнул, будто пара робких взглядов искоса были каким-то преступлением.

- Нет никаких миров, которыми вы грезите, – сказала она. – Они исключительно продукт вашего сознания. А пределы Солнечной системы вы покинуть и вовсе не сможете.

Новая волна мурашек... К этому было очень трудно привыкнуть. Если вообще возможно.

- О чём ты? Не понимаю...

- О том, – сказала она, – что вы находитесь в плену тех же иллюзий, что и люди, жившие пять тысяч лет назад и считающие небо – твердью небесной. Точнее, вы очень недалеко ушли. Настолько недалеко, что этим можно пренебречь. Но такова суть наказания. Те, кто понимают, освобождаются. Сбрасывают оковы. Это и есть – “Excutiat conpedibus”.

- О каком наказании ты говоришь?

- Я говорю об исправительной колонии для.... скажем так, душ. Одной из. Называется тюрьма – Террой. Вся система выстроена, разумеется, искусственно. Свет звезды, зона жизни, спутник, вода, программа биотел и прочее. Всё, что вы считаете естественным – биология, география, физика, астрономия – имеет искусственное происхождение.

У меня уже получалось наслаждаться тембром её голоса, не отвлекаясь от темы разговора.

- Космос устроен не так, как мы себе представляем? – спросил я. – Да?

- Разумеется. Это иллюзия. Нужна для миропонимания в пределах тюремных правил.

- А... как он выглядит?

- Никак не выглядит.

Мне показалось на миг, что она усмехнулась.

- Ты шутишь, – недоверчиво сказал я.

- Нисколько, – сказала она. – Ты ведь говоришь о зрительном восприятии мира. Представь, что возраст Терры для тебя – мгновение, за которое капля падает с неба на листву.

- Что это значит?

- Это значит, что у настоящего тебя нет никакого возраста. Ты всегда был и всегда будешь. И веса у тебя нет. И роста. И органов чувств.

- Ты хочешь сказать, что люди – бессмертны?

Она покачала головой.

- Неточное слово. Оно построено на отрицании того, чего нет. К тому же “люди” – это просто костюм. Тюремная роба.

- Погоди... – сказал я. – Есть некие бессмертные души, которые... которые никак не выглядят? Так?

- “Выглядеть” – это результат зрения, – ответила она. – Зрение, слух, обоняние – такая же функциональная иллюзия, как, скажем, дыхание и сердцебиение. Сердцебиение, например, по сути просто элемент активации биотела. Земная человеческая жизнь даже в сравнении с возрастом Терры – мгновение. Разница между двадцатью тысячами лет и двумя годами кажется вам огромной, на деле же она ничтожна. Более того – она иллюзия. Время – это исключительно земной продукт.

- Так космос есть или его нет? – не понимал я.

- Космос есть, – сказала она. – Он просто другой. В том смысле, что душа может свободно перемещаться в нём, как... как выдра в реке. На него не смотрят и его не слушают. Он просто есть и вне и внутри. Точнее, тут нет разделения, просто тебе так будет понятнее.