Николай Лохматов - Булатов курган

— Я уже слышал такое… А ну, шагай пока подобру! — приказал Земнов. — Ишь, на его век хватит!..

Дорога вела через овраг. Почти на самом дне серел еще не стаявший снег. Он был рябой от опавшей хвои и прошлогодних листьев. Из-под снега торчали коряги, мешая стекать весенним потокам. У каждой такой запруды пузырилась наверху пена.

У спуска в овраг незнакомец метнулся в сторону и, спрыгнув с обрыва, исчез с глаз.

Поняв, в чем дело, Петр побежал в обход.

Кондрат в несколько прыжков оказался на дне оврага. Человек в телогрейке, не разбирая дороги, бежал к отрожку, который выходил в чащу леса. «Уйдет, черт!» В душе Кондрат ругал Петра, который в нужный момент скрылся неизвестно куда.

— Стой, стрелять буду! — предупредил Кондрат.

Страх гнал незнакомца. Позади грохнул выстрел. Под ноги упала отбитая дробью ветка.

Отрожек разделяла запруда. Человек в телогрейке прыгнул, но не рассчитал и свалился в бурлящую воду. Погрузившись с головой, он живо выскочил на берег.

В сапогах хлюпало. Вот уже и пригорок, а там и чаща. Но неожиданно путь ему преградил Петр. Беглец с силой толкнул парня. Ответный удар в плечо опрокинул его на землю. Перевернувшись на живот, он, как ящерица, пополз в ореховые заросли.

— Напрасно стараешься, дядя, — подсмеиваясь, сказал Петр. — Тяжеловат малость. Много лосятины, видать, съел, вот и… — Он схватил беглеца за руку, рывком поднял его на ноги и крикнул:

— Куда его, дядя Кондрат?

— Пока в лесную дачу. Обсушить надо, хотя и не заслуживает…

Они снова спустились в овраг. Пройдя не более четверти километра по топкому дну, свернули в другой отрожек и вскоре вышли на небольшую, обросшую можжевельником поляну. От голых деревьев с набухшими почками, от влажной земли, покрытой прелой листвой, и от хвои в вечернем воздухе стоял густой бодрящий запах. Дышалось легко, а на сердце охотников было тревожно. У молодой, с распущенными сережками березки Кондрат остановился, снял картуз, провел по вспотевшей голове ладонью. Казалось, он забыл о незнакомце.

— Вот и добрались!

Только теперь Петр на поляне увидел избушку. Возле нее валялись поломанные сани, вросшее в землю колесо от телеги, полусгнивший толстый чурбак, на котором, по всей вероятности, затесывали колья, рубили хворост для печки.

Избушка горбилась промшелой соломенной крышей, кособочилось прогнившее крылечко. Окна заколочены горбылями. Тут когда-то жил лесник, но ему надоело одиночество. Отстроил он дом в деревне, а избушку оставил. Летом здесь находили приют косари, а зимой лесорубы и охотники.

Весенняя ночь опускалась на землю медленно и незаметно. В воздухе стояла такая тишина, что слышалось, как в прошлогодней траве возились мыши, а на далеком болоте тревожно пискнул чибис.

«Какая же тут охота? — недоумевал Петр, с досадой поглядывая на незнакомца. — Все дело испортил».

Кондрат у приступка околотил грязь с сапог, толкнул в сенцы разбухшую дверь и вошел в избушку. За ним последовали незнакомец и Петр.

В избе пахло мышами и сыростью. В углу у входа стояла печка. Между ней и простенком были устроены нары. На полу возвышалась приготовленная кем-то горка березовых дров. Тут же лежала нащипанная лучина.

Кондрат, передав Петру свое ружье и патронташ, начал растапливать печку. Сухие дрова вспыхнули.

— Разоблачайся, сушись, не то простынешь еще, — подавая свой полушубок человеку в телогрейке, сказал Кондрат.

Незнакомца била дрожь.

«Здорово трусит», — отметил Петр.

Из сеней Кондрат принес охапку сена, положил на нары.

— Вот тебе, Петруха, постель. Располагайся. Завтра рано вставать.

Взяв с загнетки видавший виды солдатский котелок, Кондрат снова вышел в сени и вскоре вернулся с водой.

— Картошки поедим, чайку попьем. Нам не к спеху.

В печке бушевало пламя. В котелке лопотала вода. За стеной шуршал ветер. Царапала о бревна ветками береза.

— А тетеревов, дядя Кондрат, не проспим? — тревожно спросил Петр.

— Никуда не денутся! Главное, Петруха, спокойствие.

Петр не стал ждать картошки и чаю, улегся на нарах. От печки тянуло теплом. Душисто пахло сеном, и от этого было спокойно и уютно.

Возле печки по-домашнему возился Кондрат, глухо покашливал человек в телогрейке.

— Хвати-ка горяченького чая, так скорее душу согреешь, — предложил Кондрат.

Незнакомец потянулся за кружкой.

— Сала возьми. — Кондрат пододвинул разложенную на полу газету. — Небось проголодался.

— С зари крохи в рот не брал!