Эльвира Барякина - Заговор молчания

Но она едва посмотрела в его сторону:

— Привет.

Алекс сразу почувствовал, что опять что-то пошло не так.

— У тебя все в порядке?

— Да.

— Ты на меня за что-то обиделась?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Марика взялась за ручку двери.

— Я слышала, как ты отзывался о нас, — наконец произнесла она.

— Когда? — не понял Алекс.

— Тогда! Когда я приходила к тебе в общежитие. Думаешь, я не понимаю по-английски?!

«Черт!» — мысленно ругнулся Алекс. Кажется, на дне рождения Бобби он и вправду болтал что-то о политике партии и о СССР.

— А что я такого сказал? — начал он прощупывать почву.

Марика взглянула на него исподлобья.

— Это не твое дело, как мы живем, понимаешь? Не нравится — катись в свою Америку!

— Но ведь тебе тоже многое не нравится в Советском Союзе! — принялся защищаться Алекс.

— Твоя мать — идеальная женщина? — перебила его Марика. — Скорее всего, у нее все-таки есть кое-какие недостатки: может, нос кривой, может, она у тебя толстая — я не знаю. Но тебе бы понравилось, если б твою маму начали критиковать?

Алекс молчал, не зная, что ответить.

— Родину, как и родителей, не выбирают: и я люблю ее такой, какая есть, — сказала Марика и, оттолкнув Алекса, вошла в пионерскую комнату.

«Черт!» — снова промелькнуло у него в голове.

— Простите, вы и есть мистер Уилльямс? — произнес кто-то по-английски.

Алекс оглянулся. Перед ним стоял невысокий человек: отличный костюм, шелковый галстук, изысканные очки…

— Меня зовут Валентин Капустин, — представился он. — Тележурналист.

Алекс равнодушно пожал ему руку:

— Очень приятно.

Капустин смерил его заинтересованным взглядом:

— А вы откуда?

— Из Калифорнии.

— О, я был там пару лет назад! Вечное лето, магнолии в цвету… Не скучаете, нет? Наверное, многого не хватает?

— В этой стране всего хватает; другой вопрос, что не всем, — пробормотал Алекс. Пусть этот журналист обижается на его слова — ему было наплевать. Он вообще обозлился на всех русских: сами не имеют своего мнения и другим не дают!

Но вопреки его ожиданиям Капустин живо поддержал его:

— Ну да, это сразу же бросается в глаза! Наше общество поделено на четкие касты: есть высшая — чиновники, они как сыр в масле катаются; есть низшая — пролетариат. На словах ему принадлежит вся страна, а на деле у него ничего нет, кроме плакатов «Слава рабочему классу!» на каждом углу.

В этот момент дверь в пионерскую приоткрылась и оттуда выглянула Марика.

— Товарищ Капустин! — воскликнула она, заметив журналиста. — А мы и не знали, что вы уже подошли. Вы давно тут? Проходите, проходите скорее! Дети ждут вас!

— А меня они тоже ждут или я могу идти? — осведомился Алекс.

Марика холодно посмотрела на него:

— Ты тоже приглашен.

— Ну, пойдемте! — сказал Алексу журналист. — Посмотрим, какие такие вопросы нам будет задавать подрастающее поколение.

Завидев гостей, пионеры дружно поднялись со своих мест.

— Дорогие ребята! — дрожащим от волнения голосом начала Лена. — К нам в школу пришли два очень интересных человека: это Алекс Уилльямс, американский студент, и всем вам известный тележурналист Валентин Алексеевич Капустин. Тема сегодняшнего заседания: «Борьба прогрессивных сил за мир во всем мире». Сначала я зачитаю вам небольшой доклад, а потом мы послушаем комментарии наших гостей.

Дабы создать неформальную атмосферу во время дискуссии, стулья расставили в кружок. Алекс скосил взгляд на Марику: она о чем-то тихонечко перешептывалась с Капустиным.

«Вот старый козел!» — с досадой подумалось ему.

Тем временем Лена принялась рассказывать о ситуации в Афганистане:

— Душманы совершают диверсии против наших доблестных воинов, подкладывают на улицы детские игрушки, начиненные взрывчаткой…

Алекс даже не пытался вникнуть в смысл ее речи: у него своих проблем хватало. Надо же было Марике подслушать его болтовню насчет политики! Теперь понятно, почему она сразу убежала из общежития. Кто бы мог подумать, что обостренный девичий патриотизм когда-нибудь будет мешать его личной жизни?

В этот момент он заметил, что сидящая рядом с ним пионерка в изжеванном галстуке не отводит от него глаз. Алекс подмигнул ей. Покраснев, та отвернулась, но потом, оправившись от смущения, принялась мигать ему в ответ.

— У тебя есть бумага и ручка? — шепотом спросил ее Алекс. Ему хотелось как можно скорее загладить свою вину перед Марикой, и он решил, что трепетная любовная записка — это как раз то, что надо.