В ответ Марика лишь молча кусала губы: ей страстно хотелось отплатить и Капустину, и Алексу. Но что она могла сделать? Ничего, кроме того, чтобы вдоволь позлиться и поупрекать себя в глупости.
«Ты же с самого начала знала, что с иностранцами нельзя связываться, — корила она себя. — И что за нужда была проверять все на собственной шкуре?»
У этой нужды было только одно имя: женское тщеславие. Марике хотелось нравиться, хотелось, чтобы Алекс увлекся ею, чтобы он сходил по ней с ума… Вот она и позволила втянуть себя в Ленину авантюру.
Вновь и вновь она пыталась найти объяснение его поступкам и не могла. Глупость? О, нет, Алекс Уилльямс был отнюдь не глуп. Тогда что? Двуличие? Подлость? Он вроде как демонстрировал Марике свою симпатию и тут же, не отходя от кассы, подставлял ее так, как мог подставить только злейший враг. И это при том, что она не сделала ему ничего плохого.
«Вот, будет мне урок на всю жизнь, — думала Марика. — От осины не родятся апельсины: нельзя ожидать от американца ничего хорошего. Он и подлость-то совершит, сам не зная зачем».
Грядущее заседание факультетского комитета Марика воспринимала как надвигающийся ураган: поджилки тряслись, сердце замирало. Но при всем при этом она верила, что выйдет из этой ситуации победителем. Ведь не могли же их с Леной наказать за чужие грехи — это было бы слишком несправедливо! В конечном счете в комитете комсомола заседали разумные люди, и они должны были быстро разобраться, кто прав, а кто виноват.
На следующий день после школьного скандала к Марике подрулил Жека Пряницкий. Ему не терпелось узнать обо всем случившемся.
— Мне Федотова сказала, что вы с Алексом поругались, — трагически заломил он руки. — Не, ну я умираю над вами!
— Так ты никогда не умрешь, — отшила его Марика. — Иди и спрыгни с крыши. Только не забудь перед смертью сдать книги в библиотеку, а то Степанову из-за тебя влетит.
Марику страшно раздражала Жекина догадливость. Откуда он вообще пронюхал, что между ней и Алексом что-то было?
«Добьется у меня как-нибудь этот Пряницкий, — мстительно подумала она. — Еще хоть слово вякнет, и я ему всю рожу расцарапаю».
Перед началом заседания Миша подошел к Лене с Марикой:
— Ну как вы? Настроение бойцовское?
— Угу… — отозвались они уныло.
— Ну и отлично. Председателем будет Вистунов. Я ему подсунул билеты на «Спартак-ЦСКА»: матч начинается в шесть, а ему еще до стадиона добираться. Так что тянуть он не будет. А перед вами я пущу парочку оболтусов, которых надо разобрать за плохое поведение. Глядишь, на вас времени совсем не останется.
Члены комитета прошествовали мимо них в комнату заседаний, и вскоре девушки остались одни в коридоре.
— Нервничаешь? — тихо спросила Лена подругу.
— Нет.
За предыдущую ночь у Марики созрел определенный план обороны, и она очень надеялась, что ей дадут шанс применить его. Федотовой она пока ничего не говорила: ей было страшно, что та не оценит ее изобретения (тем более что у них все равно не было никакого запасного варианта).
Между тем Лена потихоньку подглядывала в замочную скважину за тем, что происходило на заседании.
«Оболтусы», которых судили за появление в институте с «лохматыми прическами», стояли как рабы на невольничьем рынке. Собственно, они сами нарвались на неприятности: ведь всем было известно, что прически «а-ля рокеры» нарушают душевный покой ректора. Так на кой черт нужно было дразнить его лишний раз?
Собравшиеся на заседание частью следили за происходящим, частью читали «Технику молодежи», частью зевали. Большинству из них было глубоко наплевать на судьбы «оболтусов», и они уже заранее были готовы голосовать за любое решение начальства. Все это происходило не в первый и далеко не в последний раз.
«Суки!» — вдруг с неподдельным отвращением подумала Лена.
Ее саму и Марику ждало то же самое: псевдоразгневанный коллектив сломает им жизнь не потому, что это кому-нибудь надо, а просто в силу обычая.
Комитет постановил исключить «оболтусов» из рядов Ленинского комсомола, ибо каждый из них грешил не в первый раз. Впереди их ждало отчисление из института и отправка в армию. Может быть, даже в Афганистан.
«Если ты плюнешь в коллектив, коллектив утрется, но если коллектив плюнет в тебя, ты утонешь», — вспомнила Лена любимую поговорку директрисы школы.
— Федотова и Седых! — громко позвал Вистунов.
Лена быстро взглянула на Марику:
— Ну, ни пуха нам, ни пера!
Читать дальше