Абрам Девяткин - Волхов не замерзает

На шоссейке шныряют немецкие машины. Надутые, чванливые офицеры в белых перчатках, в таких высоких фуражках — скворечня уместится. Ходят скопом. Хохочут, дурачатся. Норовят что-нибудь набедокурить, как дурак во хмелю.

К соседке в хлев забрались двое. Валяли дурака, гоготали, стали тащить корову. Издали был виден коровий, кровью налитый глаз. Женщина с ребенком на руках кидалась от одного к другому, упрашивала не уводить кормилицу. Вояки вытащили ножи, принялись размахивать, прыгать. Соседка ухватилась за коровий рог, тогда солдат неожиданно пришел в ярость и ударил женщину по животу сапогом…

Отсюда, с чердака, очень было бы удобно стрелять… «Мм-бац-бац!..» Повалится один… другой. Теперь — гранату. Бросать с опережением… «Мм-бац-бац!» Машина в огне. Крутятся перевернутые колеса. По радио передают: «От Советского информбюро… В селе Д. юный мститель пионер Миша В. уничтожил двух фашистов и подбил гранатой штабную машину». Сидят братишки в землянке, слушают и догадываются: «Ясный факт, это наш Мишка, мамин любимчик».

А вот и сама мама. В белом, как всегда, платочке и белой кофточке. Держит бадейку с картошкой, свободную руку для равновесия откинула. Эй, а это кто?

С мамой стоит мужчина, что-то говорит, склонившись над ней. Хоть козырек надвинут на глаза, но его из сотни можно отличить: болотный знакомец…

Пока добежал — мама опять одна.

— А где этот самый?

Мама удивляется, очень неискренне удивляется:

— Кто?

— Этот человек. С которым ты разговаривала.

— А ты его знаешь?

— Нет.

— Я тоже не знаю. И не интересно знать.

Ладно, все ясно. А как этот дядька умеет исчезать!.. Приходит в село, занятое немцами, — отчаянный!..

Будто два Должино, два села… Одно — на виду, другое скрытое. Листья над водой, листья под водой…

Таня, когда ей невмоготу оставаться наедине со своими мыслями, бежит к Нине Павловне отвести душу.

Пробирается задворками, чтоб не встречать немецкой солдатни.

Дома у Васильевых — один Миша. Что-то мастерит, на Таню и не взглянет. Таня подошла к комоду, в который раз засмотрелась на фотографию в рамке, выпиленной лобзиком. Мальчишки и девчонки. Выпуск Должинской школы-семилетки. Давно ли это все было?.. Выпускной бал продолжался до утра. Потом кто-то предложил пойти по ржи, по любимым стежкам. Подхватили Нину Павловну под руки — и с песнями через все Должино. О чем рассказала им учительница в этот вечер?

В глухой тайге, оказывается, устраивают хижинки такие — ничьи. Одинокий путник найдет в них и кров, и солому, и дрова, чтоб согреться у очага. Перед тем, как вновь собраться в дорогу, сам принесет охапку хвороста — для другого. Каждый должен оставить что-то хорошее. Человек не для себя родится. Он появляется на свет, а для него уж многое приготовлено другим. Он умирает — и все остается людям.

Задумчиво взяла с этажерки книгу, перелистала, поставила на место, тронула струны мандолины, висевшей на гвоздике.

— Не играешь?

— Не до того.

Девушка спросила: заметил ли Миша, что кто-то срывает фашистские газеты и плакаты, — вот смельчак!

«Смельчак»? Миша от этого слова так хватил топором, что едва не попал по пальцу.

— Хорошо, только мало этого, — вздохнула Таня.

Мальчик отложил топор. А что еще можно сделать? В глазах его был такой жадный интерес, что Таня не выдержала, улыбнулась. Улыбка у Тани особенная — ребячливая и лукавая, лицо от улыбки сразу становится красивым.

— Я вот думаю, Мишук: немцы-гады считают, что все их боятся. Что все у них в ногах валяются. Если бы сделать что-нибудь такое… свое написать, что ли?..

— А ты знаешь, что сказал один человек? Напрасный риск — не храбрость…

Глаза у Тани потемнели, лицо погасло.

— Струсил? Я-то думала…

Дело принимало плохой оборот.

— Что ты, «струсил». Не я сказал это — греческий один полководец…

— Напрасный риск!.. Да разве это напрасный риск, Мишук, ты подумай!..

— Так он не про это. А про то, как ты с немцем тогда, помнишь, — «Гут молеко»…

— Греческий полководец…

Вот пристала! Миша подал тетрадку, чернила, проверил, плотно ли прикрыта дверь.

— Ладно тебе… Пишем?

Вскоре на столе лежали листки с печатными лиловыми буквами.

«Урожай прячь, а немцу — кукиш!»

«Парни и девчата! Не ходите на оборонные работы. Фашисты — убийцы ваших отцов и братьев».

— Надо бы про Ленинград… — Миша вопросительно посмотрел на девушку.