Исабель Альенде - Игра в «Потрошителя»

Эту атаку он помнил во всех деталях, видел ее во сне, переживал раз за разом, неумолимо. «Морские котики» и собака движутся осторожно, стиснув зубы, таща на себе по сорок три кило защитных костюмов и снаряжения, включая боеприпасы, воду, провизию на два дня, батарейки, хирургические зажимы и морфин, не говоря уже об оружии и касках, снабженных фонариками, видеокамерами и переговорными устройствами. На них — перчатки и очки ночного видения. Они — избранные, предназначенные для самых секретных и опасных заданий. Их сбросили с вертолета в трех километрах от селения, их поддерживает авиация и контингент морской пехоты, но в эти минуты они одни. Аттила прыгнул вместе с Миллером, на одном парашюте, примотанный к хозяину поводком, в наморднике, напряженный, обездвиженный: этот прыжок в пустоту — единственное, чего он боится; но стоит встать на твердую землю, как собака готова к бою.

Враг может таиться где угодно — в одном из этих домов, в горной пещере, позади них. Смерть может прийти во множестве обличий: мина, снайпер, самоубийца с поясом, начиненным взрывчаткой. Вот в чем ирония этой войны: с одной стороны, прекрасно подготовленная, на славу вооруженная армия, подавляющая сила одной из самых могучих в истории империй, а с другой — фанатичные племена, готовые защищать свою землю как угодно, хоть камнями, если не хватает оружия. Голиаф и Давид. Первый располагает непревзойденной технологией и вооружением, но это толстокожее чудище, согнувшееся под весом всего, что оно тащит на себе, в то время как враг легок, ловок, хитер и знает эту страну. Это оккупационная война, ее нельзя вести долго, потому что невозможно до бесконечности подавлять непокорный народ. Такую войну можно выиграть тактикой выжженной земли, но в человеческом плане оккупант обречен на поражение, и обе стороны знают: это лишь вопрос времени. Американцы по возможности избегают побочных эффектов, они дорого обходятся: с каждым убитым жителем, с каждым разрушенным домом растет число бойцов и ярость населения. Враг неуловим, невидим, он исчезает в селениях, смешивается с пастухами и крестьянами, выказывает безумную отвагу, а «морские котики» уважают отвагу, даже у такого врага.

Райан Миллер идет впереди, рядом с ним — Аттила. На собаке бронежилет, специальные очки, наушники, чтобы пес мог слышать команды, и видеокамера на лбу, чтобы передавать видеоряд. Пес молодой, игривый, но, когда на нем боевая амуниция, он превращается в неуязвимое чудище из древних мифов. Его не пугает пулеметный огонь и взрывы гранат, он умеет отличить выстрелы своих от вражеских выстрелов, чутко улавливает рокот мотора американского грузовика и стрекот спасательного вертолета; он натаскан на поиск мин и обнаружение засад. Пес все время рядом с Миллером, в случае грозящей опасности прижимается к нему, предупреждая; если видит, что человек упал, защищает его ценой собственной жизни. Аттила — одна из двух тысяч восьмисот боевых собак, приписанных к американскому контингенту на Среднем Востоке. Миллер понимает, что не должен привязываться к псу, Аттила — оружие, материальная составляющая боя, но прежде всего он — товарищ, они угадывают мысли друг друга, вместе едят и спят. Миллер беззвучно шепчет добрые слова и треплет пса по холке.

Мускулы Аттилы напрягаются, шерсть встает дыбом, поднимается верхняя губа, и ощеривается невиданная пасть с титановыми клыками. Пес первым переступит порог, он — пушечное мясо. Он движется осторожно и решительно, остановить его может только голос Миллера в наушниках. Пригнувшись, не издавая ни звука, невидимый среди теней, Райан Миллер идет следом, крепко сжимая автомат М-4, самое подходящее оружие для ближнего боя. Он уже не думает, он готов, сосредоточен на цели, но всеми органами чувств фиксирует происходящее вокруг, зная, что товарищи веером рассыпались вокруг деревни, чтобы одновременно пойти на приступ. Враг, застигнутый врасплох, даже не поймет, что произошло: молниеносная атака.

Первый дом с южной стороны достается Миллеру. В бледном свете убывающей луны он едва различает халупу, приземистую, квадратную, из глины и камня, настолько слитую с почвой, что кажется, будто она сама собой оттуда произросла. Миллер вздрогнул: заблеяла коза, во второй раз нарушив ночную тишину. В десяти метрах от двери он останавливается: из дома вроде бы доносится детский плач, но тут же стихает. Интересно, думает Миллер, сколько террористов прячется в этой пастушеской хижине; глубоко вдохнув, наполнив легкие до отказа, он делает знак собаке, которая смотрит на него сквозь круглые очки, и оба бегут по направлению к дому. В тот же миг и товарищи врываются в деревню — крики, выстрелы, проклятия. «Морской котик» дает по двери автоматную очередь и тут же выбивает ее ударом ноги. Аттила вбегает первым и замирает, готовый атаковать, ожидая только команды. Миллер заходит следом в очках ночного видения, оценивает ситуацию, прикидывает площадь, расстояние от стен, высоту потолка: он такой низкий, что приходится пригибаться; автоматически фиксирует земляной пол, жаровню с прогоревшими угольками, кухонную утварь, развешанную над погасшим очагом, три или четыре деревянные табуретки. В жилище только одна комната, на первый взгляд пустая. Миллер по-английски приказывает оставаться на местах; Аттила рычит. Все происходит так быстро, что впоследствии Миллер не сможет восстановить события; в самые неожиданные моменты будут всплывать отрывочные образы, с мучительной силой терзая память; в кошмарных снах события этой ночи повторятся тысячу и один раз. Миллер так и не смог упорядочить их и до конца понять.