Исабель Альенде - Игра в «Потрошителя»

И когда желание покончить с собой стало почти неодолимым, Аттила спас ему жизнь во второй раз. Через четырнадцать месяцев после того, как Райана вывезли из Ирака, привязанного к носилкам и одурманенного морфином, пес подорвался на мине в пятнадцати километрах от Багдада. Это вывело Миллера из летаргии, поставило на ноги: у него появилась новая задача.

Мэгги, соседка по «Вифезде», семидесятилетняя вдова, с которой он подружился, играя в покер, пришла к нему на помощь. Ей он обязан другим своим лозунгом: кто ищет помощи, всегда находит ее. То была крепкая старуха с лексиконом и манерами пирата — она двадцать лет отсидела в тюрьме, прикончив мужа, который чуть не переломал ей все кости. Только с этой бабищей, которой боялись все соседи, Миллер мог общаться в тот смутный период своего существования, и она отвечала ему со своей обычной грубостью и удивительной добротой. Вначале, когда он еще не мог управиться в одиночку, она готовила ему еду и возила по врачам; позже, когда он нажирался до потери сознания или накачивался наркотиками, подбирала с пола, доставляла домой и развлекала, играя с ним в карты и просматривая боевики. Узнав, что приключилось с собакой, Мэгги решила: если пес выживет, Миллер может заполучить его, только если образумится, ведь никто не доверит такого героя человеческому отребью вроде него.

Миллер отказался от программ реабилитации алкоголиков и наркоманов в военном госпитале, как раньше отказался от услуг психиатра — специалиста по посттравматическим синдромам, и Мэгги полностью согласилась с ним: в самом деле, только маменькины сынки прибегают к таким методам, есть другие меры, более быстрые и действенные. Она вылила спиртное в раковину и спустила наркотики в унитаз; потом заставила его раздеться и забрала всю одежду, компьютер, телефон и протез. На прощание подняла большие пальцы в знак того, что все обернется к лучшему, и заперла Миллера на ключ, оставив его одного, хромого и в чем мать родила. Миллер был вынужден терпеть муку первых дней воздержания, дрожа от холода, галлюцинируя, доведенный до бешенства тошнотой, тоской и болью. Тщетно пытался он вышибить дверь, напрасно связывал простыни, чтобы вылезти из окна: квартира располагалась на десятом этаже. Миллер колотил в стену, которая отделяла его от Мэгги, пока не разбил в кровь кулаки; у него так стучали зубы, что один сломался. На третий день он рухнул, выбившись из сил.

Мэгги зашла проведать его вечером и обнаружила бедолагу свернувшимся на полу: он тихо стонал и казался более-менее спокойным. Бабка повела его в душ, накормила горячим супом, уложила в постель и уселась рядом сторожить его сон, делая вид, будто смотрит телевизор.

Так началась новая жизнь Райана Миллера. Он втянулся в обыденные дела — поддерживал трезвость, добивался, чтобы ему отдали Аттилу, который к тому времени оправился от ран и получил награду. Формальности обескуражили бы кого угодно, но Миллера влекла неимоверная благодарность. С помощью Мэгги он написал сотню прошений на имя разных военных чинов, пять раз ездил в Вашингтон, добился личной встречи с секретарем Министерства обороны благодаря письму, подписанному однополчанами. Тот пообещал, что Аттилу доставят в Соединенные Штаты и после обязательного карантина Миллер сможет его забрать. В эти месяцы утомительной бюрократической возни он отправился в Техас, готовый потратить все свои сбережения на лучший в мире протез; начал тренироваться для участия в соревнованиях по триатлону и нашел способ употребить во благо опыт, приобретенный на военной службе. Он был специалистом по коммуникациям и системам безопасности, имел связи среди высшего командования, безупречный послужной список и четыре награды как доказательство твердости характера. Тут он и позвонил Педро Аларкону в Сан-Франциско.

Дружба Миллера с Аларконом началась, когда первому исполнилось двадцать лет. Окончив среднюю школу, Райан поступил в подразделение «морских котиков», желая доказать отцу, что он такой же мужчина, ничуть не хуже; кроме того, с высшим образованием он, наверное, и не справился бы: плохо говорил и писал, не мог ни на чем сосредоточиться. В школе он не проявлял ни малейшего интереса к учебе, но отличался в спорте, был подтянутым, мускулистым и думал, что сумеет выдержать любую физическую нагрузку; тем не менее его исключили из «морских котиков» после «адской недели», самой жестокой недели тренировок, ста двадцати убийственных часов, за время которых проверялась закалка каждого, его способность добиваться цели любой ценой. Райан понял, что самая мощная мышца — сердце, и когда тебе кажется, будто уже невозможно сопротивляться боли и усталости, все еще только начинается, тебе предстоит выкладываться дальше и дальше, никогда не доходя до предела. К унижению от провала прибавилось глубочайшее презрение, с каким отец принял эту новость. Для контр-адмирала в отставке тот факт, что сын не выдержал испытания, только подтверждал невысокое мнение, какое этот потомственный военный о нем имел. Они никогда не говорили на эту тему, каждый замкнулся в угрюмом молчании, которое пролегло между ними почти на десятилетие.