Жан-Клод Мурлева - Старые друзья

Несмотря на усталость, мы снова засиделись допоздна. Все же мы не виделись сорок лет и не знали, когда увидимся в следующий раз, – да и будет ли он, этот следующий раз? Нам не хотелось расставаться друг с другом. Жан уснул на диване. Мы не стали его будить и просто накрыли пледом, рассудив, что если он проснется среди ночи, то переберется к себе в спальню.

Как и накануне, Мара первой воспользовалась ванной комнатой и вскоре постучала ко мне: «Путь свободен». Эта близость меня смущала. Я в свою очередь отправился умываться. Когда я выходил из ванной, из ее комнаты раздалось легкое постукивание. То ли она выдвигала ящик ночного столика, то ли переставляла на нем какие-то предметы. Я прислушался: не донесется ли до меня шорох сминаемой ткани или шелест книжных страниц. Но было тихо. Только дождь шлепал по окнам второго этажа, и каждое «кап-кап» эхом отдавалось у меня в сердце. Я с минуту постоял у нее под дверью в ожидании неизвестно чего, а потом пошел к себе.

Так завершился третий день нашей встречи.

Погода не улучшилась, и мы, одевшись потеплее, на сей раз отправились гулять пешком. Жозеф Пак помахал нам рукой со своего крыльца. Он выглядел точно так же, как в день моего приезда: те же сапоги, те же штаны, та же рубашка. И наверняка тот же запах. Должно быть, ему было скучно и он искал любую возможность поболтать, даже понимая, что ничего хорошего от нас не услышит. Я не стал его разочаровывать.

– Хорошенький совет вы вчера нам дали! Мы вымокли до нитки!

Не вынимая рук из карманов, он пробурчал, что его вины здесь нет – он слышал по радио, что дождя не будет, а сам он не синоптик. Я заметил, что он бесстыдно пялится на Мару, чуть ли не раздевая ее взглядом; наверняка старается запомнить каждую ее черту, чтобы одинокими ночами предаваться самым дерзким фантазиям. Не рекомендовал бы я нашей подруге идти к нему после десяти вечера попросить штопор или одолжить горчицы.

Мы шагали по тропинке вдоль побережья. Море было серым и спокойным. В воздухе – ни ветерка. Когда Жан звонил мне, чтобы соблазнить своей идеей, он предположил, что мы «просто расскажем друг другу, что с нами стало». Но он ошибся. На самом деле все оказалось сложнее и тоньше. Мы не излагали друг другу свои биографии; мы делились некоторыми подробностями, и из этих небольших штрихов постепенно складывалась общая картина.

Так, Мара рассказала мне, как в Атласских горах ее укусил скорпион. Ее три часа несли на спине до ближайшего врача, потому что после укуса скорпиона человеку нельзя шевелиться, чтобы яд не распространился по всей кровеносной системе. Кто ее нес? Муж. Ну, первый муж. Она прожила с ним в Марокко десять лет. Ее рассказ вызвал во мне противоречивые чувства. С одной стороны, ревность. Как кто-то еще, кроме меня, посмел спасать Мару, изображая Индиану Джонса! Это я – ее герой, зря, что ли, я об этом столько мечтал? Я, и больше никто, должен был карабкаться по горам, падать, обдирать руки и ноги, подниматься, выбиваться из сил, но делать для нее то, чего не сделал бы другой. С другой стороны, упоминание о «первом» муже доставило мне удовольствие: значит, этот мерзкий тип ей не подошел. Как и второй – я в этом не сомневался. Наверняка это какая-нибудь старая развалина, зануда и ханжа, помешанный на стрижке английского газона и кроссвордах повышенного уровня сложности. Но кем бы ни были мужчины ее жизни, все они – узурпаторы, бездарные статисты и самозванцы, такие же, как жалкие кузены и их дружки, с которыми она в юности проводила каникулы на Атлантике. И Мара сама отлично это понимает.

Еще я узнал, что Люс и Мара прочитали все – или почти все – написанные мной книги. Люс сделала это за три месяца, после того, как мы созвонились и договорились о встрече. Она сказала, что «наверстывала упущенное, чтобы не выглядеть дурой». Еще она сказала, что сразу узнала меня в моих персонажах, даже когда я заставлял их действовать в самых невероятных ситуациях; по ее выражению, это было записано у меня на «жестком диске». К моему величайшему удивлению, Мара внимательно следила за моими литературными успехами с самого начала. Она вспомнила одну страницу, которая особенно ее тронула: «В последнем романе, помнишь, там, где ты рассуждаешь о ветре?» Она призналась, что переписала эту страницу и выучила ее наизусть. «Хочешь, расскажу?» Я не хотел.

Лурс не читал ничего. Он вообще не читал романов, но пообещал, что исправится. С какого я советую ему начать?